и все
есть все. И каждая вещь есть все. И сияние там бесконечно. Потому что все
там велико и даже то, что мало, тоже велико. И солнце, которое светит там,
заключает в себе все звезды, и каждая звезда есть солнце и все звезды. В
каждой, однако, преобладает особое свойство, но в то же время вещи видимы в
каждой. И движение там чисто, потому что его расстраивает двигатель,
отличный от него. Постоянность также не испытывает изменений в своей
природе, потому что она не смешана ни с чем неустойчивым. И прекрасное там
прекрасно, потому что красота его не зависит от субъективного восприятия. И
вещи не находятся там как в чужой земле, но, наоборот, место каждой вещи
есть эта самая вещь...И вещь не отлична от места, в котором она находится.
Потому что содержание ее разум, и сама она разум... И каждая часть там
всегда происходит из целого и есть в одно и то же время и часть, и целое.
Потому что она действительно является как часть, но тот, у кого острое
зрение, увидит ее как целое... И зрение, которым видят там, не может
утомляться, и восприятие не может быть полным, поэтому интуиция никогда не
приходит к концу. И нет там никакой пустоты, которая, будучи неполной,
остановила бы зрение. И не есть -- это одна вещь, а то -- другая, и поэтому
части одной вещи не отличаются от частей другой.
И знание, возможное там, ненасытимо... Потому что, видя себя
наполненным более обильно, оно замечает, что оно само и объекты его
восприятия бесконечны -- и оно следует своей собственной природе в
непрестанном созерцании... И жизнь там есть мудрость; мудрость, не
полученная процессом рассуждения, потому что она всегда существовала в целом
виде, и никогда не оказывалась ни в каком отношении недостаточной; почему и
не требовала исследования. Но это первая мудрость и не извлечена из другой'.
(Сокращенный перевод из Select Works of Plotinus. Translated by Thomas
Taylor. Bonn's Libraty.)
* * *
К Плотину удивительно близок Яков Беме, бывший самым обыкновенным
сапожником в немецком городе Герлице в конце XVI и начале XVII столетия и
оставивший целый ряд замечательных книг.
Первое его 'просветление' произошло в 1600 году, когда ему было 25
лет*.
* Последующие цитаты из книг 'Многообразие религиозного опыта' (рус.
пер., Москва, 1910) проф. Джемса и 'Cosmic Conscionsness' д-ра Бекка.
Раз, сидя в своей комнате, он бросил взгляд на блестящее оловянное
блюдо, отражавшее солнечный свет с таким удивительным сиянием, что он впал
во внутренний экстаз, и ему казалось, что он может теперь смотреть в начала
и глубочайшие основания вещей. Он подумал, что это только воображение, и,
чтобы изгнать его из ума, он вышел на воздух. Но здесь он заметил, что его
взгляд проникает в самое сердце вещей, даже трав и растений, и что природа
гармонирует с тем, что он видит внутренне. Он ничего не рассказывал об этом
никому, но прославлял и благодарил Бога в молчании.
'После этого 'просветления', -- говорит биограф Беме, -- 'он научился
знать внутреннее основание природы и приобрел способность отныне видеть
глазами души самое сердце вещей, эта способность осталась у него и в
спокойном состоянии'.
В том же 1600 году он был раз опять окружен божественным светом и
наполнен небесным знанием. Проходя зелеными полями вблизи Герлица, он сел,
и, рассматривая травы и растения в своем внутреннем свете, он видел, точно
смотря внутрь их, их сущность, пользу и свойства, которые открылись ему в их
очертаниях, фигурах и знаках. Подобным образом он рассматривал все творения,
и на основании этого откровения он написал впоследствии свою книгу 'De
Signatura Rerum'. При развертывании этих тайн перед его пониманием он
испытывал огромную радость и, вернувшись домой, жил в мире и молчании,
никому не говоря до 1610 года об удивительных вещах, которые случились с
ним. В 1610 году он опять был взят в свет и написал свою первую книгу 'Заря,
или красный свет утра', не думая опубликовать ее, больше для памяти, для
того, чтобы тайны, открывшиеся ему, не проходили через него бесследно, как
поток воды.
Его первые откровения 1600 года были неполны, но в 1610 году все, что
он видел раньше в хаотических, отрывочных и отдельных проблесках, явилось
ему как связное целое и в более определенных очертаниях.
В этом третьем 'просветлении'