о всеобщем воскресении'. (Сверхсозн., с. 370. Добр., II, 658).
* * *
'Когда благодать Духа Святого, -- говорит Максим Капсокаливит, --
сойдет на кого-либо, то не что-либо обычное показывает ему из вещей
чувственного мира сего, но показывает то, что тот никогда не видел и не
воображал. Тогда ум такого человека научится от Св. Духа высшим и
сокровенным тайнам, которых, по божественному Павлу, ни око человеческое не
может видеть, ни ум уразуметь сам собою никогда (1. Коринф., 11:9). И чтобы
тебе понять, как ум наш видит их, вникни в то, что я скажу тебе. Воск, когда
далеко от огня находится, бывает тверд, и можно взять его и держать, но как
только ввергнешь его в огонь, тотчас растаивает и так в огне возгорается и
горит, и бывает все светом, и таким образом кончается все среди огня. Так и
ум человеческий, когда один сам о себе бывает, не сретясь с Богом, тогда
уразумевает, как обычно, окружающее его по силе своей; когда же приблизится
к огню Божества и к Духу Святому, тогда весь всецело овладевает оным огнем
Божеским и бывает весь свет, и так в пламени Духа Святого возгорается и
разливается в Божеских помышлениях, и никак невозможно ему тогда среди огня
Божества помышлять о своем и о том, чего хочет' (Сверхсозн., с. 370. Добр.,
V, 475).
* * *
Св. Василий Великий говорит об откровении Божества: 'Неизреченны
всецело и не описаны молниеносные блистания Божественной красоты; ни слово
не может выразить сего, ни слух вместить. Наименуем ли блеск денницы, или
светлость луны, или сияние солнца -- все это недостойно к употреблению славы
и в сравнении с истинным светом далее отстоит от него, нежели глубокая ночь
и ужаснейшая тьма от полученной ясности. Если красота сия, незримая
телесными очами, а постижимая только душою и мыслью, озаряла кого-либо из
святых и оставляла в них невыносимое уязвление желанием, чтобы зрение
красоты Божией простиралось на всю вечную жизнь, то, возмущенные здешней
жизнью, они тяготились ею, как узилищем' (Сверхсозн., с. 372, Добр., V).
* * *
Преп. Феогност говорит: 'Странное скажу тебе слово, не дивись. Есть
некое сокровенное таинство, между Богом и душой совершающееся. Бывает же сие
с теми, которые достигают высших мер совершенной чистоты любви и веры, когда
человек, совершенно изменившись, соединяется с Богом, как свой ему,
непрестанно молитвою и созерцанием' (Сверхсозн., с. 381. Добр., III, 396).
* * *
Замечательно интересны некоторые места из сочинений Климента
Александрийского (II век). (Приводимые отрывки взяты из маленькой английской
книжки 'Extracts from the Writings of Clement of Alexandria'.)
Нам кажется, что в картинах живопись охватывает все поле зрения,
видимое в представляемых сценах. Но на самом деле она дает ложное
изображение вида, действуя согласно правилам искусства и употребляя
средства, вытекающие из условий линий видения. При помощи этих способов
сохраняется отношение высших и низших точек вида и точек, лежащих посредине;
и этим же достигается, что некоторые предметы кажутся стоящими на переднем
плане, и другие на заднем, и третьи в стороне, -- и все это на ровной и
гладкой поверхности. Точно так же и философы изображают истину по образу
живописи.
Климент Александрийский указывает здесь на очень важную сторону истины,
именно на ее невыразимость в словах и на условность всех философских систем
и формулировок. -- Диалектическая истина изображается только в перспективе,
-- то есть неизбежно в искаженном виде, -- вот его идея.
Как много труда и времени было бы спасено, и от какого количества
ненужных страданий избавилось бы человечество, если бы оно поняло простую
вещь, что истина не может быть выражена на нашем языке. Тогда люди перестали
бы думать, что они обладают истиной, перестали бы заставлять других во что
бы то ни стало принимать их истину, стали бы думать, что другие с другой
стороны могут подходить к истине, так же как они подходят со своей. Сколько
споров, сколько религиозных распрей, сколько насилия над чужой мыслью стало
бы совершенно ненужно и невозможно, если бы люди поняли, что никто не
обладает истиной, а все ищут ее, каждый по-своему.
* * *
Интересны идеи Климента Александрийского о Боге, очень близкие к
Веданте и особенно к идеям китайских философов.
Рассуждения относительно