Рудольф Штайнер

Очерк теории познания Гетевского мировоззрения

чем какое-либо

другое, мы должны уже не только наблюдать вещи, но и поставить их в

мысленное соотношение между собою. Рудиментарный орган какого-нибудь

животного, не имеющий для его органических функций, быть может, ни малейшего

значения, для опыта совершенно равноценен с важнейшим органом животного

тела. Эта большая или меньшая важность становится нам ясной, лишь когда

мы размышляем о соотношениях отдельных звеньев наблюдения, т. е. когда мы

обрабатываем опыт.

Стоящая на низкой ступени организации улитка для опыта равноценна с

наиболее высокоразвитым животным. Разница в совершенстве организации

выявляется для нас лишь тогда, когда мы данное многообразие охватываем и

прорабатываем посредством понятий. В этом отношении равноценны культуры

эскимоса и образованного европейца; значение Цезаря для исторического

развития человечества с точки зрения чистого опыта нисколько не больше

значения любого из его воинов. В истории литературы Гете стоит не выше

Готшеда, если смотреть на них с точки зрения чисто опытных фактов.

На этой ступени рассмотрения мир представляет собою мысленно совершенно

ровную плоскость. Ни одна часть этой плоскости не возвышается над другой; ни

одна часть не обнаруживает никакого мысленного различия перед другой. Только

когда искра мысли падает на эту. плоскость, начинают выступать возвышения и

углубления, одно оказывается более или менее возвышающимся над другим, все

располагается определенным образом, перекидываются нити от одного

образования к другому; все становится завершенной в себе гармонией.

Полагаем, что нашими примерами мы достаточно пояснили, что мы понимаем

под этим большим или меньшим значением предметов восприятия (принятых здесь

равнозначными с предметами опыта) и что мы разумеем под тем знанием, которое

возникает лишь при рассмотрении этих предметов во взаимной связи. Полагаем,

что этим мы одновременно отстранили и возражение, будто наш мир опыта

обнаруживает уже бесконечное различие в своих объектах еще прежде, чем мысль

прикоснулась к нему. Ведь красная поверхность отличается от зеленой и без

содействия нашего мышления. Это правильно. Но если бы кто-нибудь вздумал

опровергнуть нас этим, то он показал бы, что совершенно не понял нашего

утверждения. Ибо мы как раз утверждаем, что опыт дает нам бесконечное

множество отдельностей. Эти отдельности, естественно, должны отличаться друг

от друга, иначе они не предстояли бы нам бесконечным, бессвязным

многообразием. Не об отсутствии различий между воспринятыми вещами идет

речь, а об их совершенной бессвязности, о безусловном безразличии отдельного

чувственного факта для нашей цельной картины действительности. Именно

потому, что мы признаем бесконечное качественное различие, мы и принуждены

так утверждать.

Если бы нам предстояло законченное в себе, гармонически расчлененное

единство, мы, конечно, не могли бы говорить о безразличии друг для друга

отдельных членов этого единства.

Если бы кто-нибудь нашел поэтому наше вышеприведенное сравнение

несостоятельным, то он показал бы, что взглянул на него не с надлежащей

точки зрения. Было бы, конечно, ошибочным, если бы мы захотели сравнить

бесконечно разнообразный мир восприятия с гладкой однообразной плоскостью.

Но наша плоскость должна изображать вовсе не многообразный мир явлений, а

лишь ту единую общую картину, которую мы имеем об этом мире, пока мышление

его еще не коснулось. В этой общей картине каждая отдельность после

обработки мышлением является не такой, как нам передают ее одни лишь органы

чувств, а уже с тем значением, какое она имеет для всей целой

действительности. Таким образом, она является с качествами, которые у нее в

форме опыта совершенно отсутствуют.

По нашему убеждению, Иоганнесу Фолькельту отлично удалось в точных

очертаниях обрисовать то, что мы вправе назвать чистым опытом. Он прекрасно

охарактеризовал это еще пять лет тому назад в своей книге о 'Теории познания