Рудольф Штайнер

Очерк теории познания Гетевского мировоззрения

действительности или даже какой-нибудь другой процесс нашей духовной жизни,

и тем, как мы воспринимаем наше собственное мышление. В первом случае мы

определенно сознаем, что соприкасаемся с чем-то готовым, и именно готовым,

поскольку оно стало явлением без нашего определяющего влияния на его

возникновение. Иначе обстоит дело с мышлением. Оно только в первый момент

является нам однородным с остальным опытом. Если мы постигаем какую-нибудь

мысль, мы знаем -- при всей непосредственности, с какой она выступает в

нашем сознании, -- что мы тесно соединены с образом ее возникновения. Если у

меня возникла какая-нибудь мысль совершенно внезапно, так что появление ее в

известном отношении совершенно сходно с появлением внешнего события,

сообщение о котором должно быть доставлено мне сначала моим зрением и

слухом, то я все-таки знаю, что поле появления этой мысли есть мое сознание;

я знаю, что для того, чтобы эта мысль стала фактом, требуется предварительно

мое деятельное участие. При всяком внешнем объекте я уверен, что к моим

чувствам обращена прежде всего лишь внешняя его сторона; относительно же

мысли я знаю наверно, что обращенное ею ко мне есть, в то же время, ее все,

что она вступает в мое сознание как вполне в себе законченное целое. Внешних

двигающих сил, которые мы всегда должны предполагать для чувственного

объекта, не существует для мысли. Ведь это им мы должны приписать, что

чувственное явление выступает перед нами как нечто готовое; им мы должны

приписать его становление. Относительно мысли мне ясно, что ее становление

невозможно без моей деятельности. Я должен проработать мысль, воссоздать ее

содержание, я должен внутренне пережить ее вплоть до ее мельчайших

подробностей, дабы она получила для меня вообще какое-либо значение.

Итак, нам выяснились до сих пор следующие истины. На первой ступени

рассмотрения мира вся действительность предстает нам как бессвязный агрегат

и мышление заключено внутри этого хаоса. Знакомясь ближе с этим

многообразием, мы находим внутри его одну часть, имеющую уже при этой первой

форме своего выявления тот характер, который другие части должны еще

приобрести. Эта часть есть мышление. То, что в остальном опыте должно быть

преодолено -- форма непосредственного выявления, -- это в мышлении как раз

должно быть удержано. Этот долженствующий оставаться в своей первичной форме

фактор действительности, мы его находим внутри нашего сознания и соединены с

ним таким образом, что деятельность нашего духа есть в то же время явление

этого фактора. Это одно и то же, только рассматриваемое с двух сторон. И это

есть мысленное содержание мира. Оно является то как деятельность нашего

сознания, то как непосредственное явление законченной в самой себе

закономерности, как само в себе определенное идейное содержание. Мы скоро

увидим, которая из этих двух сторон имеет большее значение.

Благодаря тому, что мы стоим внутри мысленного содержания и проницаем

его во всех его составных частях, мы в состоянии действительно познать его

самую подлинную природу. То, как оно предстает нам, служит для нас

ручательством, что ему действительно присущи те качества, которые мы ему

приписали. Поэтому оно несомненно может служить исходной точкой для всякого

дальнейшего рассмотрения мира. Его существенный характер мы можем извлечь из

него самого; когда же мы хотим постичь характер прочих вещей, то в своих

изысканиях должны исходить из него. Выразимся точнее. Так как мы только в

мышлении находим действительную закономерность, идейную определенность, то

закономерность прочего мира, которой мы не находим в нем самом, должна быть

уже заключенной в мышлении. Другими словами: чувственное явление и мышление

стоят в опыте друг против друга. Но первое не дает нам никакого разъяснения

о своей собственной сущности; второе же дает нам это разъяснение

одновременно и о самом себе, и о сущности чувственного явления.

9. Мышление и сознание