что мне казалось необходимым предпослать последующим
статьям. Мне надлежит еще исполнить один приятный долг выразить мою глубокую
признательность профессору Кюршнеру за то чрезвычайно благосклонное
внимание, с которым он всегда шел навстречу моим научным стараниям, а также
за его любезное содействие выходу в свет настоящей книжки.
Конец апреля 1886
Рудольф Штейнер
А. Предварительные вопросы
1. Исходная точка
Если мы проследим назад до его истоков какое-нибудь из главных течений
современной духовной жизни, мы пожалуй, всегда натолкнемся на кого-нибудь из
гениев нашей классической эпохи. Гете или Шиллер, Гердер или Лессинг дали
толчок, и от него берет свое начало
немецкая образованность в такой степени опирается на наших классиков,
что многие, считают себя вполне оригинальными, высказывают в сущности лишь
то, на что давно уже намекали Гете или Шиллер:
Мы так вжились в созданный ими мир, что человек, который вздумал бы
идти иным, не ими предначертанным путем, вряд ли мог бы рассчитывать на наше
понимание. Наш способ смотреть на мир и на жизнь настолько обусловлен ими,
что никто не может вызвать в нас участия, если он не ищет точек
соприкосновения с этим миром. Однако относительно одной ветви нашей духовной
культуры должны мы признать, что она не нашла еще такой точки
соприкосновения. Это та ветвь науки, которая выходит за пределы простого
собирания наблюдении и ознакомления с единичными опытами, чтобы создать
удовлетворяющее общее воззрение на мир и на жизнь. Это то, что обычно
именуется философией. Для нее нашей классической эпохи как будто бы не
существует. Она ищет своего спасения в искусственной замкнутости и в гордом
обособлении от всей прочей духовной жизни.
Это не опровергается тем, что изрядное количество старых и новых
философов и естествоиспытателей занимались Гете и Шиллером. Потому что свою
научную точку зрения они создали не развитием зачатков, заключенных в
научных достижениях этих героев духа. Они почерпнули ее вне того
миросозерцания, представителями которого были Гете и Шиллер, и лишь задним
числом сравнивали ее с ним. К тому же они делали это не с тем, чтобы
обогатить свое направление чем-нибудь из научных взглядов классиков, а с
тем, чтобы подвергнуть их испытанию: устоят ли они пред судом их собственных
воззрений. Мы еще вернемся к этому вопросу. Теперь же мы хотели бы только
указать на последствия, вытекающие из такого отношения к высочайшей ступени
развития современной культуры для занимающей нас области науки.
В настоящее время большинство образованных читателей тотчас же, не
читая, отложит в сторону научно-литературную книгу, если она притязает быть
философской. Едва ли когда-либо философия пользовалась столь ничтожной
симпатией, как в настоящее время. За исключением сочинений Шопенгауэра и
Эд.Ф.Гартмана, толкующих о таких жизненных и мировых проблемах которые
затрагивают самые общие интересы и получивших поэтому широкое
распространение, можно сказать без преувеличения, что в настоящее время
философские книги читаются только философами по профессии. Никто, кроме
последних, ими не интересуется. Образованный читатель, неспециалист,
испытывает неопределенное чувство: 'В этой литературе не содержится ничего,
что отвечало бы какой-либо из моих духовных потребностей; рассматриваемые
здесь вещи меня не касаются; они ничем не связаны с тем, что мне необходимо
для удовлетворения моего духа'. В этом недостатке интереса ко всякой
философии может быть виною лишь указанное нами обстоятельство, потому что
это отсутствие интереса сопровождается все более возрастающей потребностью в
удовлетворительном воззрении на мир и на жизнь. Служившие в течение долгого
времени для многих заменой его религиозные догмы теряют все более свою
убедительную силу. И все более увеличивается стремление добыть посредством
мышления то, что некогда давалось верою в откровение: удовлетворение духа.