язык 'Посланий' Павла в гносеологический язык трудов молодого
Штейнера: там, где речь идет у Павла о первом и втором (ветхом и новом,
перстном и небесном) человеке, об обновлении духом ума и облечении в нового
человека, о шести правилах гнозиса ('Итак станьте, препоясав чресла ваши
истиною и облекшись в броню праведности...' Еф. 6, 14-17), там четко
вырисовываются у Штейнера контуры теории познания. Мир, данный в чувственных
восприятиях, есть иллюзия, майя, призрачная действительность, и -- не сам по
себе, а через нас и для нас (Павел:
'Наследник, доколе в детстве, ничем не отличается от раба... Так и мы,
доколе были в детстве, были порабощены вещественным началам мира'. Гал.
4,1,3). Только через чистое активное мышление становится он полной
Действительностью, когда понятие освобождает вещь от чувственного покрова и
обнаруживает в ней изначально присутствующую в ней мысль (Павел: 'Но когда
пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего... дабы нам получить
усыновление'. Гал. 4,4-5). Познание, понятое так, оказывается искуплением
тварного мира, падшего в первом Адаме, и восстановлением его истинного
нетленного облика во втором Адаме (Павел: 'Так и при воскресении мертвых:
сеется в тлении, восстает в нетлении... сеется тело душевное, восстает тело
духовное'. 1 Коринф. 15, 42, 44). Но постигший науку свободы (Павел:
'Братия, мы дети не рабы, но свободной'. Гал. 4, 31) стоит уже в
действительности свободы и не признает над собою никакой власти, кроме
собственного высшего и уже божественного Я (Штейнер: 'Исполненная мыслью
жизнь есть... одновременно жизнь в Боге'. -- Павел: 'Итак, стойте в свободе,
которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства'. Гал. 5,
1).Так живой импульс христианства, изувеченный в веках обскурантистским и
просветительским недомыслием, празднует свой триумф в домыслившей себя
наконец до мира мысли. Еще одна -- на сей раз не столь уж приметная --
жемчужина, предлежащая нашему взору. Увы, мы все еще продолжаем обходить
жемчужины стороной и клевать собственные представления. Особенно когда
жемчужины остаются неназванными. О каком это христианстве, восклицаем мы,
может быть здесь речь, когда в книге этой нет даже упоминания о
христианстве? Нам бы впору уже отвыкать от подобных 'паспортистских' замашек
понимания и учиться понимать по существу, ну скажем, взяв какой-нибудь
внушительный по объему богословский труд, пролистать его и воскликнуть:
сплошное 'о' христианстве и -- никакого христианства! Если мы способны еще
на такую элементарную эластичность понимания, то христианство 'Философии
свободы' предстанет нам сокрытой от внешнего взора, но абсолютно реальной
потенцией, заложенной в этом чисто философском семени*. Методология Штейнера
к тому же не допускает никакой предпосланности определе. ний ходу
исследования как таковому; 'определение предмета, -- читаем мы в одном из
комментариев к гетевской истории учения о цвете, -- ... может выступать лишь
в конце научного рассмотрения, поскольку оно уже содержит в себе высшую
ступень познания предмета'. Когда через считанные годы христианство будет
оглашено Штейнером, и уже потом выявится как альфа и омега всех произносимых
и умалчиваемых им слов, то это будет не неожиданной развязкой и переходом в
другой род, как поспешат заявить об этом многие тогдашние и нынешние
растерзатели смыслов (увы, теперь они появились и среди антропософских
авторов), а всего лишь естественным продолжением и самоопределением все той
же 'Философии свободы'. Удивительная книга, после которой -- скажем мы в
стиле Ницше -- неприлично уже в наш век знания не быть христианином. Книга,
ставшая жизнью и подтвержденная каждым биением жизни написавшего ее
человека. Любителям всяческих магий и не снилась такая магическая власть,
которая царственно просвечивает через каждую ее страницу: вершина,
достигнутая тут, -- та самая, с которой только и открываются 'все царства
мира и слава иле'. Мне приходит.в голову невозможный, но еще раз
эвристически оправданный вопрос: а что, если свобода, сотворенная в этой
книге, не была бы христианской? Ответ -- по уже неотвратимой аналогии --
приходит сразу:
*Опыт с семенем, рекомендуемый книгой 'Как достигнуть познания высших
миров?', обещает быть бесконечно