Рудольф Штайнер

Философия свободы (Часть 1)

плодотворным применительно как раз к этому

случаю.

эвристически оправданный вопрос: а что, если свобода, сотворенная в

этой книге, не была бы христианской? Ответ -- по уже неотвратимой аналогии

-- приходит сразу: тогда бы это был Иисус, не тронувшийся к Иордани, и

значит, Иисус, отказывающийся осуществить впервые мистерию слов: 'Не я, но

Христос во мне'; наверняка и ему раздался бы голос: 'Сей есть Сын Мой

возлюбленный*, только голос этот принадлежал бы уже не Отцу... И еще

*Впоследствии в проекте социальной трехчленности Штейнером будет воскрешен

потрясающий смысл еще одной заболтанной банальности: свобода, равенство,

братство.одно, на этот раз, впрочем, вполне возможное сравнение: образ

царя-мага, ведомого Рождественской звездой и возлагающего дары к ногам

только что рожденного младенца... Эта книга, философия свободы -- по сути

магия свободы -- и стала таким даром, поднесенным самым свободным духом

земли восстающему в Космосе эфирному Христу. И, может быть, лишь увидев это,

сумеем мы, смятенные наследники исполинского состояния, завещанного нам ее

автором, почувствовать свою состоятельность и понять, каким образом удалось

этой книге совместить в себе столь величайшее дерзновение и столь величайшее

смирение.

К.Свасьян

Предисловие к новому изданию 1918 г.

В человеческой душевной жизни есть два коренных вопроса, сообразно

которым и расположено все, подлежащее обсуждению в этой книге. Один из них

гласит: существует ли возможность такого рассмотрения человеческого

существа, чтобы это воззрение оказалось опорой для всего остального, с чем

встречается человек в своих переживаниях или знаниях, ощущая, однако, при

этом, что оно не может опираться само на себя и что посредством сомнений и

критики оно может быть переведено в область недостоверного. Другой вопрос

формулируется следующим образом: вправе ли человек, как водящее существо,

приписывать себе свободу, или эта свобода только пустая иллюзия, возникающая

в нем лишь оттого, что он не видит нитей необходимости, к которым его

воление привязано с такой же непреложностью, как и всякий природный процесс?

Этот вопрос вызван вовсе не искусственно-призрачным ходом мыслей. При

определенном строе души он встает перед ней совершенно естественно. И можно

почувствовать, что душа лишилась бы чего-то такого, что у ней должно быть,

если бы она со всей доступной ей серьезностью вопрошания не увидела себя

однажды поставленной перед этими двумя возможностями: свободы или

необходимости воления. В этой книге должно быть показано, что душевные

переживания, испытываемые человеком при постановке второго вопроса, зависят

от того, какую точку зрения он в состоянии принять по отношению к первому. В

ней делается попытка доказать, что существует такое воззрение на существо

человека, которое может послужить опорой для всего остального знания; и еще

другая попытка - показать, что при таком воззрении идея свободы воли

получает полную правомерность, если только сначала удастся найти ту душевную

область, в которой может развернуться свободное воление.

Воззрение, о котором здесь в связи с обоими этими вопросами идет речь,

представляет собой нечто такое, что, будучи однажды приобретено, может само

стать членом живой душевной жизни.

Дело не в том, чтобы дать на них теоретический ответ, который по

приобретении носят затем с собой просто как хранимое в памяти убеждение. Для

положенного в основу этой книги строя представлений подобный ответ был бы

лишь кажущимся ответом. Здесь не дается готового, законченного ответа, но

указывается на область душевных переживаний, в которой человек сам,

посредством внутренней душевной деятельности, в каждое мгновение, когда ему

это понадобится, может жизненно ответить на возникающий вопрос. Кто раз

нашел душевную область, в которой развертываются названные вопросы, тому уже

само действительное узрение этой области доставляет необходимые для этих

двух жизненных загадок средства, чтобы с помощью приобретенного расширять и

углублять исполненную загадок жизнь, как его побуждают к этому его

потребности и его судьба. Тем самым выявляется такое познание, которое своею

собственною жизнью и родством этой собственной жизни со всей человеческой

душевной жизнью доказывает свою правомерность и свою значимость.