Рудольф Штайнер

Философия свободы (Часть 1)

любимого существа. Но можно сказать и

наоборот: любовь открывает глаза как раз на его преимущества. Многие

проходят мимо этих преимуществ, ничего не подозревая и не замечая их. Но вот

же один видит их, и именно оттого в душе его пробуждается любовь. Он не

сделал ничего иного, как только образовал себе представление о том, о чем

сотни других людей не имеют никакого. У них нет любви потому, что им

недостает представления.

Мы можем подходить к вопросу с какого угодно конца: все яснее должно

становиться, что вопрос о сущности человеческой деятельности предполагает

другой: о происхождении мышления. Поэтому я обращусь сначала к этому

вопросу.

II. ОСНОВНОЕ ПОБУЖДЕНИЕ К НАУКЕ

Две Души живут, Ах! В моей груди,

Одна желает отделить себя от другой:

Одна держится в грубом любовном удовольствии

За мир сковывающими органами;

Другая поднимает себя властно из пыли

К полям высоких предков

Zwei Seelen wohnen, ach! in meiner Brust,

Die eine will sich von der andern trennen:

Die eine h lt in derber Liebeslust

Sich an die Welt mit klammernden Organen;

Die andre hebt gewaltsam sich vom Dust

Zu den Gefilden hoher Ahnen.

(Фауст, I)

В этих словах Гете выражает черту характера, коренящуюся глубоко в

человеческой природе. Человек не является целостно организованным существом.

Он всегда требует больше, чем мир дает ему добровольно. Потребности дала нам

природа; среди них есть такие, удовлетворение которых она предоставляет

нашей собственной деятельности. Обильны дары, доставшиеся нам, но еще

обильнее наши желания. Мы словно бы рождены для недовольства. Наше

стремление к познанию - лишь особый случай этого недовольства. Мы дважды

смотрим на дерево. Один раз мы видим его ветви в покое, другой раз - в

движении. Мы не удовлетворяемся этим наблюдением. Почему дерево

представляется нам один раз в покое, другой раз в движении - так спрашиваем

мы. Каждый взгляд на природу вызывает в нас целое множество вопросов. С

каждым противостоящим нам явлением нам дается вместе с тем и некая задача.

Каждое переживание становится для нас загадкой. Мы видим, как из яйца

вылупляется существо, похожее на самку; мы спрашиваем о причине этого

сходства. Мы наблюдаем у живого существа рост и развитие, приводящие его к

известной степени совершенства; мы ищем условий этого опыта. Нигде не

довольствуемся мы тем, что простирает природа перед нашими чувствами. Всюду

мы ищем того, что называется объяснением фактов.

Преобладание того, что мы ищем в вещах, над тем, что нам дано в них

непосредственно, расщепляет все наше существо на две части; мы приходим к

сознанию нашей противоположности миру. Мы противополагаем себя миру как

самостоятельное существо. Вселенная является нам в двух противоположностях:

я и мир.

Мы воздвигаем это средостение между собой и миром, как только в нас

вспыхивает сознание. Но никогда не теряем мы чувства, что мы все же и сами

принадлежим миру, что существует связь, соединяющая нас с ним, что мы

представляем собой существо не вне, а внутри Вселенной.

Это чувство вызывает стремление преодолеть противоположность,

перекинуть мост через нее. И в преодолении этой противоположности состоит в

конечном счете все духовное стремление человечества. История духовной жизни

есть постоянное искание единства между нами и миром. Религия, искусство и

наука в одинаковой степени преследуют эту цель. Религиозно-верующий человек

ищет в откровении, сообщаемом ему Богом, решения мировых загадок, которые

задает ему его неудовлетворенное одним миром явлений Я. Художник стремится

выразить в веществе идеи своего Я, чтобы примирить свою внутреннюю жизнь с

внешним миром. И он испытывает неудовлетворенность от голого мира явлений,

пытаясь втворить в него то большее, что таит в себе его запредельное этому

миру Я. Мыслитель ищет законы явлений: он стремится пронизать мыслью то, что

он узнает посредством наблюдения. Лишь сделав содержание мира содержанием

нашей мысли, мы снова находим ту связь, от которой сами себя отделили.

Правда, мы увидим позднее, что эта цель достигается лишь при гораздо более

глубоком понимании задач научного исследователя, чем это часто происходит.