Рудольф Штайнер

Философия свободы (Часть 1)

существом и предположительно

действительным миром, за каковой с сознанием своей правоты принимает его

наивная точка зрения. Благодаря вклинившемуся миру представлений человек не

может больше воспринимать такую действительность. Он вынужден признать, что

он ослеп для этой действительности. Так возникает мысль о недостижимой для

познания 'вещи в себе'. - Пока мы упорствуем на рассмотрении того отношения

к миру, в которое человек как бы вступает фактом своей жизни в

представлениях, мы не в силах уйти от этой мысленной конструкции. На точке

зрения наивного реализма нельзя оставаться, если только нет желания

искусственно замкнуться перед стремлением к познанию. Наличие этого

стремления к познанию отношения между человеком и миром обнаруживается в

том, что эта наивная точка зрения должна быть покинута. Если бы наивная

точка зрения давала что-нибудь такое, что могло бы быть признано за истину,

то мы не были бы в состоянии ощущать этого стремления. - Но если мы

оставляем наивную точку зрения, продолжая сохранять при этом, сами того не

замечая, навязываемый ею строй мыслей, то мы не приходим к чему-либо иному,

что можно было бы признать за истину. В подобную ошибку впадаем мы, когда

говорим себе: я переживаю только мои представления, и когда я думаю, что

имею дело с действительными вещами, я сознаю лишь свои представления о

действительных вещах; мне следует поэтому допустить, что истинно

действительные вещи лежат вне круга моего сознания и что это суть 'вещи в

себе', о которых я непосредственно ничего не знаю, но которые каким-то

образом подступают ко мне и так влияют на меня, что во мне оживает мир моих

представлений. Кто думает таким образом, тот лишь добавляет в мыслях к

предлежащему ему миру еще и второй мир; но по отношению к этому последнему

ему, собственно говоря, пришлось бы опять начать свою мыслительную работу с

самого начала. Ибо неизвестная 'вещь в себе' мыслится при этом в ее

отношении к собственному существу человека отнюдь не иначе, чем известная

вещь в установке наивного реализма. - Из путаницы, в которой мы оказываемся

вследствие критического размышления над этой точкой зрения, нам удается

выйти лишь тогда, если мы замечаем, что в пределах того, что можно пережить,

воспринимая как в себе самом, так и вовне в мире, существует нечто, не

могущее подпасть той роковой судьбе, что между событием и размышляющим

человеком вклинивается представление. И это нечто есть мышление. По

отношению к мышлению человек может оставаться на точке зрения наивной

действительности. Если он не делает этого, то это происходит оттого лишь,

что он заметил, что для другой познавательной задачи ему приходится покинуть

эту точку зрения; но при этом от него ускользает, что приобретенное им таким

образом познание неприложимо к мышлению. Когда он это заметит, для него

откроется доступ к другому познанию, а именно, что о мышлении и через

мышление познается то самое, в отношении чего человек как бы ослепляет себя,

давая вклиниваться между миром и собой жизни представлений. - Автору

настоящей книги был сделан одним высоко им ценимым лицом упрек, что при

подобном воззрении на мышление он и сам, мол, приходит к такому же наивному

реализму мышления, с каким мы имеем дело, когда отождествляем мир

действительный с миром представленным. Однако автор этих рассуждений

полагает, что именно с их помощью ему удалось доказать, что значимость этого

'наивного реализма' для мышления с необходимостью вытекает из непредвзятого

наблюдения над мышлением и что наивный реализм, непригодный для других

областей, преодолевается через познание истинной сущности мышления.

VI. ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ

Главную трудность при объяснении представлений философы усматривают в

том обстоятельстве, что сами мы не являемся внешними вещами, а наши

представления все же должны иметь соответствующую вещам форму. Однако при

более точном рассмотрении выясняется, что этой трудности вовсе не

существует. Конечно, мы не внешние вещи, но мы принадлежим совокупно с

внешними вещами к одному и тому же миру. Тот срез мира, который я

воспринимаю как мой субъект, пронизан потоком общего мирового свершения. Для

моего восприятия я замкнут поначалу в границах моей телесной кожи. Но то,