сидеть при
этом нисколько не возбраняется, можно даже откинуться в кресле, но нужно
попытаться далее из всей полноты человеческого существа, как раз приведением
в покой внешней телесности, растормошить внутреннюю духовно-душевную
сущность, чтобы сдвинулось с места и задвигалось мышление в целом. Иначе
дело не сдвинется с мертвой точки, иначе станут клевать носом. Многие
действительно засыпают при этом, но это отнюдь не самые бесчестные; самые
бесчестные -- это те, которые читают 'Философию свободы' как любую другую
книгу, и полагают затем, что им и в самом деле удалось проследить ее мысли.
Они их не проследили, они лишь перевели их, как переводят словесную шелуху;
что им удается, так это вычитывать слово за словом и не извлекать отсюда
того, что собственно явствует из слов, как если бы о кремень точили сталь'.
Итак: учись самостоятельно мыслить. Это значит: войди в контакт с
собственной мыслью, переживи ее непосредственно в самом себе -- можно было
бы сказать, ощути ее, как ты ощущаешь тончайшие перемены собственных
душевных состояний. Оставим в стороне всякую ученость и образованность и
попытаемся понять, о чем идет речь, руководствуясь просто вниманием и силою
здорового суждения. Что мы делаем, когда полагаем, что мыслим? В лучшем
случае последовательно и осмысленно комбинируем понятия и термины, в худшем
-- просто нанизываем друг на друга слова. Этот худший, он же -- самый
распространенный случай оставим пока без внимания, предположив, что судить о
чем-либо следовало бы не по аберрациям (пусть многочисленным), а по
образцам. Итак, будем ориентироваться на образцы, на так называемых
'мыслителей' по профессии -- очень поучительный и очень скандальный случай,
когда можно быть даже автором множества ученых книг, в которых днем с огнем
не сыщешь... мысли. Объяснение скандала в его предыстории: будущие
'мыслители', прежде чем
они учат других, учатся сами. Чему же их учат? Прежде всего, логике,
или грамматике, мышления; есть правила, по которым прилагательное женского
рода не прилагается к существительному мужского рода, и точно так же есть
правила, по которым доказуемое нечто не доказывается с помощью этого же
нечто. Освоив грамоту мышления, будущий 'мыслитель' знакомится с
комбинациями уже сыгранных партий (читай: философских учений, концепций,
систем). Грамматика расширяется до таксономии и соответствующей
классификации: сыгранные партии сортируются по рубрикам: 'рационализм',
'эмпиризм', 'материализм', 'идеализм' и т.д. и т.п. Возникают стереотипные
оппозиции: 'субъективное'-'объективное', 'сущность'-'явление',
'мыилление'-'созерцание', сплошные 'черные ящики', о которых в свое время
позорнейше писал Джон Локк, объясняя механизм мышления: 'Недоступные
восприятию тела, -- так писал Локк, -- исходят от вещей к глазам и через
глаза посылают в мозг движение, производящее в мозгу наши идеи о телах'*.
Остальное -- дело техники и навыков; важно помнить сочетания терминов и
понятий у различных философов и, комбинируя их по-новому, не выходить за
рамки правил комбинации. То, что при этом не переживается само содержание
мыслимого и дело идет лишь о правильном употреблении терминов, считается
вполне нормальным. Шахматист усмехнулся бы, заговори кто-нибудь о
переживании 'проходной пешки'', философ пожимает плечами, когда его
спрашивают, а знает ли он по собственному опыту, что собственно означает
'трансцедентальное единство апперцепции'. В итоге, мысль редуцируется в
термин, а термин объясняется через другой термин; сам термин 'мышление'
остается, конечно, в силе, но смысл его сводится только к техническому
инструктажу, не более того. Признаемся: не каждый 'мыслитель' нашел бы в
себе мужество определить процесс мышления так, как это сделал один
математик, когда его спросили о том, чем же он все-таки занимается. 'Я
определяю какие-то знаки, -- последовал невозмутимый ответ, -- и даю правила
их комбинирования, вот и все'**. Поистине вот и все, но этим 'вот и все'
мышления философия каждый раз удостоверяет не что иное, как собственную
невменяемость (не оттого ли, мимоходом говоря, с какого-то момента стало
возможным вышучивать философов и даже... лупить их, как в той бессмертной
сценке у Мольера; Платон, Плотин, св.