Рудольф Штайнер

Истина и наука

как на 'я' в противоположность 'не я'?

Мы должны найти мост от данного образа мира к тому, который мы

развиваем через наше познание. Но при этом мы встречаемся со следующей

трудностью. До тех пор, пока мы лишь пассивно глазеем на данное, мы нигде не

можем найти начальной точки, к которой мы могли бы примкнуть, чтобы отсюда

уже продолжать нить нашего познавания. Мы должны были бы найти в данном

где-нибудь такое место, где мы могли бы вступить, где заложено нечто

однородное познаванию. Если бы действительно все было только дано, то

пришлось бы остаться при простом глазении на внешний мир и совершенно

равноценном ему глазении в мир нашей индивидуальности. Самое большее, что мы

могли бы, - это описывать вещи, как вненаходящиеся, но никогда не понимать

их. Наши понятия имели бы чисто внешнее отношение к тому, к чему они

относятся, но никакого внутреннего. Для истинного познавания все зависит от

того, чтобы мы где-нибудь в данном нашли область, в которой наша познающая

деятельность не предпосылала бы себе нечто как данное, но пребывала бы

деятельно внутри этого данного. Другими словами: если строго держаться

только данного, то именно должно выясниться, что не все есть только данное.

Наше требование должно было быть таким, чтобы при строгом соблюдении его оно

частично упраздняло само себя. Мы поставили это требование не для того,

чтобы установить произвольно какое-либо начало теории познания, а чтобы

действительно найти таковое. Стать данным в нашем смысле слова может все

даже по своей внутренней природе не данное. Тогда оно является именно только

формально для нас данным, но раскрывается затем при более точном

рассмотрении само собою, как то, что оно есть действительно.

Вся трудность в понимании познавания лежит в том, что мы не производим

содержания мира из нас самих. Если бы мы это делали, то не было бы вообще

никакого познавания. Вопрос может для меня возникнуть по поводу веши тогда,

когда она мне 'дана'. То, что я произвожу, я наделяю определениями; таким

образом, мне не нужно сначала еще спрашивать об их правомерности.

Это второй пункт нашей теории познания. Он заключается в постулате: в

области данного должно находиться нечто такое, где наша деятельность не

витала бы в пустоте, где в эту деятельность входило бы само содержание мира.

Определив начало теории познания таким образом, мы поставили это начало

всецело перед познающей деятельностью, чтобы не затемнять внутри познания

никаким предрассудком само это познание; теперь мы определяем первый шаг,

который мы делаем в нашем развитии, и определяем его таким образом, что не

может быть речи о заблуждении и неверности. Так как мы не произносим

никакого суждения о чем-либо, но намечаем только требование, которое

надлежит выполнить, чтобы вообще могло состояться познание. Все дело в том,

что мы сознаем с полной критической осмотрительностью следующее: мы ставим

как постулат самую характеристику, какую должна иметь та часть содержания

мира, с которой мы можем начать нашу деятельность познания.

Иначе поступить совершенно невозможно. Содержание мира, как данное,

совершенно лишено определения. Ни одна часть его не может сама собой дать

толчок к тому, чтобы с ней начать внесение порядка в этот хаос. Здесь

познающая деятельность должна, таким образом, произнести веление и сказать:

'такою-то должна быть эта часть'. Такое веление нисколько не затрагивает

данного в его качестве. Оно не вносит в науку никакого произвольного

утверждения. Оно именно ничего не утверждает, оно только говорит: если

возможность познания должна поддаваться объяснению, то нужно искать такую

область, как она характеризована выше. Если такая область существует, тогда

существует и объяснение познания, в противном случае - нет. Между тем как мы

начали теорию познания с 'данного' вообще, мы теперь ограничиваем требование

тем, что обращаем внимание на определенный пункт этого данного.