Рудольф Штайнер

Истина и наука

а по содержательному значению означенных как причина и действие

частей содержания мира.

Из того, что мышление проявляет лишь формальную деятельность при

осуществлении нашего научного мира, следует, что содержание каждого познания

не может быть твердо установленным a priori до наблюдения (мышление должно

разобраться в данном), но должно без остатка проистекать из последнего. В

этом смысле все наши познания эмпиричны. Но и совершенно непонятно также,

как могло бы быть иначе. Так как кантовские суждения a priori в сущности

вовсе не познания, а только постулаты. Можно говорить в кантовском смысле

всегда только так: чтобы вещь могла стать объектом какого-нибудь возможного

опыта, она должна подчиниться этим законам. Таковы предписания, которые

делают субъект объектом. Но ведь следовало бы полагать, что если на нашу

долю должны выпасть познания о данном, то эти познания должны вытекать не из

субъективности, а из объективности.

Мышление ничего не высказывает a priori о данном, но оно устанавливает

те формы, через положение которых в основу a posteriori выявляется

закономерность явлений.

Ясно, что этот взгляд не может a priori ничего решать о степени

достоверности, которую имеет добытое познавательное суждение. Так как и

достоверность не может быть добыта ни из чего другого, как из самого

данного. Можно возразить на это, что наблюдение никогда не говорит ничего

другого, как только то, что однажды произошла некая связь явлений, а не что

она должна произойти и всегда произойдет в тождественном случае. По и это

допущение ошибочно. Ибо когда я познаю известную связь между частями образа

мира, то она в нашем смысле есть ничто иное, как то, что вытекает из самих

этих частей; она не есть нечто, что я придумываю к этим частям, но нечто,

что существенно принадлежит к ним и что, следовательно, необходимо должно

всегда присутствовать, когда присутствуют они.

Только воззрение, исходящее из того, что всякая научная деятельность

заключается в соединении фактов опыта, на основании вне их лежащих

субъективных правил, может думать, что а и b могут быть соединены сегодня по

одному, завтра по другому закону (Дж. Ст. Милль). Но кто понимает, что

законы природы берут начало из данного и поэтому суть то, 'то составляет и

определяет связь явлений, тому совсем не придет в голову говорить о только

относительной всеобщности полученных из наблюдений законов. Этим мы,

конечно, не хотим утверждать, что законы, признанные нами однажды за

правильные, должны иметь и безусловное значение; но если последующий случай

опрокинет установленный закон, то это произойдет не потому, что этот закон в

первый раз мог быть выведен лишь с относительной всеобщностью, но потому,

что и тогда еще он был выведен не вполне правильно. Настоящий закон природы

есть ничто иное, как выражение связи в данном образе мира, и он так же мало

существует без тех фактов, которыми он управляет, как и эти факты без него.

Мы еще определили как природу акта познания то, что мы проникаем при

мышлении образ мира понятиями и идеями. Что следует из этого факта? Если бы

в непосредственно данном заключалась завершенная целостность, тогда такая

его обработка в познании была бы невозможна, а также и не нужна. Мы просто

принимали бы тогда данное, как оно есть, и были бы удовлетворены им в этом

виде. Только если в данном скрыто нечто, что еще не появляется, когда мы

рассматриваем это данное в его непосредственности, но появляется только при

помощи порядка, внесенного мышлением, только тогда возможен акт познания.

То, что лежит в данном до мыслительной переработки, это и есть полная его

целостность.

Это сейчас же станет еще яснее, когда мы ближе займемся имеющими

значение в акте познания факторами. Первый из них есть данное. Данность это

не свойство данного, но только выражение для отношения его к второму фактору

акта познания. Что есть данное по своей природе - это остается, таким