Рудольф Штайнер

Истина и наука

имеет принудительную значимость, потому что, если снимается его истинность,

то вместе с тем снималось бы и сознание; но его содержание как познание мы

можем получить, только если оно станет для нас переживанием совершенно так

же, как какое-нибудь событие во внешней природе.

4Kritik der reinen Vernunft P. 61 ff. по изданию Kirchmann'a, к

каковому изданию надо относить и все другие обозначения страниц в цитатах из

'Критики чистого разума' и 'Пролегомен'.

5Prolegomena, §5.

6Kritik d. г. V. P. 53 f.

7Die Welt als Wahrnehmung und Begriff. P. 161 ff.

8Мы под этим подразумеваем, конечно, простую возможность мышления.

Пусть содержание такого положения будет заключать элементы, которые

служат залогом его абсолютной значимости, или пусть эта значимость

обеспечена в силу других оснований, я все же не могу ими овладеть иначе, как

при условии, что это положение явится мне как опыт. Это одно.

Второе сомнение заключается в том, что в начале

теоретико-познавательных исследований никак нельзя утверждать, что из опыта

не может исходить никаких безусловно значимых познаний. Без сомнения,

отлично можно мыслить, что сам опыт мог бы дать такой признак, которым была

бы обеспечена достоверность добытых из него истин.

Итак, в кантовской постановке вопроса заложены две предпосылки:

во-первых, что кроме опыта мы должны иметь еще один путь для достижения

познаний, и, во-вторых, что всякое опытное знание имеет только условную

значимость. Что эти положения нуждаются в проверке, что в них можно

сомневаться, этого Кант совершенно не сознает. Он просто переносит их, как

предрассудки, из догматической философии и кладет их в основу своих

критических исследований. Догматическая философия предполагает их значимыми

и просто применяет их для достижения соответствующего им знания. Кант

предполагает их значимыми и только спрашивает себя: при каких условиях могут

они быть значимыми? Ну, а если они вообще не имеют значимости? Тогда все

здание кантовского учения лишено всякого основания.

Все, что излагает Кант в пяти параграфах, предшествующих формулировке

его основного вопроса, есть попытка доказательства, что математические

суждения синтетичны10. Но приведенные нами выше предпосылки как раз остаются

в качестве научных предрассудков. Во втором введении к 'Критике чистого

разума' говорится: 'Опыт, правда, учит нас, что нечто создано так или этак,

но не

учить, что это нечто не могло бы быть другим', и: 'Опыт никогда не дает

вашим суждениям истинной или строгой всеобщности, но только допущенную и

относительную (через индукцию)'. В ''Пролегоменах' §1 мы находим: 'Сначала,

что касается источников метафизического-познания, то уже в самом его понятии

заложено, что оно не может быть эмпирическим. Принципы такового (сюда

относятся не только основные положения, но и основные его понятия) никогда,

таким образом, не могут быть добыты из опыта, так как оно должно быть не

только физическим, но и метафизическим, то есть познанием, лежащим по ту

сторону опыта''. Наконец, в 'Критике чистого разума'11 Кант говорит: 'Прежде

всего нужно заметить, что собственно математические положения суть всегда

суждения a priori и не эмпиричны, потому что они в себе самих несут

необходимость, которую нельзя добыть из опыта. Если же этого не захотят

признать, пусть будет так: тогда я ограничу мое положение чистой

математикой, понятие которой уже включает в себя, что оно содержит не

эмпирическое, а только чистое познание a priori'. Мы можем открыть 'Критику

чистого разума' на любом месте, и мы найдем всюду, что все исследования в

этом сочинении ведутся с предпосылкой этих догматических положений. Коген12

и Штадлер13 пытаются доказать, что Кант выяснил априорную природу

математических и чисто естественно -научных положений. Но все, что пыталась

сделать критика, может быть сведено к следующему: так как математика и