Диакон Андрей Кураев

Буддизм и христианство (Часть 4)

и природой возможен распад.

В тех философиях, где нет различения личности и природы, тайна зла

оказывается неразрешенной. Китайский мудрец Сюнь-Цзы полемизирует,

например, в III веке до Р. X. со своим коллегой Мюнь-Цзы, полагавшим,

что природа человека добра: 'Я утверждаю, что это неправильно. С

древности до наших дней добро -- это соответствие поступков и

высказываний истинному дао. Если предположить, что природа человека

действительно изначально соответствовала истинному дао, что человек

всегда следовал установленным правилам, то зачем еще существовали

совершенномудрые правители и какое они имели значение? Какое значение

они могли иметь, если природа человека независимо от них

соответствовала истинному дао и, следовательно, установленным

правилам?' [883]. Именно неразличение природы и личности неизбежно

приводит к таким апориям. В этом отрывке замечательно непонимание

того, что человек может действовать не просто как экземпляр рода.

Действия человека здесь однозначно определяются его природой и даже

перед лицом самого себя человек не свободен...

Этому убеждению восточной философии противостоит христианский

персонализм, для которого, напротив, 'бытие человека недостойно, если

оно само собой разумеется, если оно механически может быть налажено...

Иначе и не было бы смысла в жизни, и не стоило бы жить такой жизнью, в

которой все уже распределено и гарантированно. Тогда акт жизни, т. е.

собственного переживания фундаментальных отношений был бы избыточен и

ненужен' (М. Мамардашвили) [884].

Если же человек тождествен своей природе, то он неотличим от

животного: как животное целиком растворено в своем восприятии мира,

его реакция всецело обусловлена, так и у человека нет зазора между

ним, его актуальным поведением и внешним миром. Эрос и Танатос

действительно оказываются теми мировыми инстинктами, на скрещивании

которых находится животный мир, в том числе и человек. В современной

философской антропологии, однако, подчеркивается, что специфически

человеческая черта -- - это 'способность быть объективным', то есть

возможность относиться к другой реальности не под действием личных

аффектов. Человек может просто любоваться, просто радоваться и даже --

умалять себя ради другого. 'В человеке всего более божественно то, что

он может благотворить. Ты можешь стать богом, ничего не сделав, не

пропускай случая к обожению', -- говорил св. Григорий Богослов [885].

Наконец, человек должен быть защищен от мира идеальных ценностей. Он

не должен быть лишь местом проявления высших 'реалий', местом

приложения внечеловеческих стихий: языка, архетипов, нравственных

идеалов, платоновских идей и т.п. Человек должен быть защищен от Бога,

чтобы не быть лишь 'функцией' Божества.

Оберегая свободу человека, мы должны неизбежно прийти к

персоналистическому монизму христианского типа -- иначе человек будет

растворен в мире безличностности. Метафизическая реальность, причастие

которой дарует нам независимость от мира физического, чтобы даровать

нам независимость и от себя, должна быть сама свободно-любящей, т. е.

ограничивающей свое могущество и свое присутствие перед человеком.

Кенозис Бога есть основа человеческой свободы. Но к кенозису способна

не субстанция, а личность.

Ни одно из этих условий свободы человека не соблюдено в теософии. В

ней не проведена грань между человеком и миром материи. В ней прямо

постулируется, что человек не свободен от своего прошлого. В ней,

наконец, утверждается, что весь мир и человек в том числе есть не что

иное как проявления Абсолюта.

В результате получается то исповедание веры рерихианства, которое

предложил Клизовский... Впрочем, прежде чем его привести, напомню

высокое мнение об этом авторе и его книге Елены Рерих: 'Понимаю, что

книга 'Основы Нового Миропонимания' кому-то пришлась не по вкусу -- не

совсем приятно, когда вам наступают на больные мозоли ' [886]. Теперь

же посмотрим, на каких мозолях топчется г-н Клизовский: 'Воздаяние

людям за их поступки производит не Существо, хотя бы и очень высокое,