Диакон Андрей Кураев

Буддизм и христианство (Часть 4)

Поэтому никакое 'люби ближнего как самого себя' здесь невозможно.

Герман Ольденберг, крупнейший специалист по индийской культуре,

замечает, что европейский пропагандист буддизма Тэн слишком переиначил

буддизм в соответствии с европейскими ценностями. Буддийское

'милосердие' совершенно иное: это не милосердие к чужому страданию, а

забота о собственном спасении; 'холодом веет от этого сострадания, а

не той любовью и теплом, о которых говорит Тэн' [776].

Любить некому и некого. Лишь в силу невежества и слепоты мы

взаимодействуем с фиктивными целостностями, такими как 'люди',

'женщины', 'вещи', еtс., которых в конечном счете не существует.

'Воистину и тут и там только имя и форма, И нет ни живого существа,

ни человека. Пусты они и устроены, как марионетки; груда страданий,

как куча дерева и соломы', -- приводит Э. Конзе (проповедник

буддизма, а отнюдь не критик!) цитату из 'Терагаты' (Конзе, с. 108).

Начавшись с естественного нравственного протеста против страданий,

мысль Будды в конце концов привела его в выводам, из которых уже

невозможно последовательно-логично вернуться к нравственной

деятельности. И если популярные сутры предписывают -- 'Будь

милосердным ко всем существам', то философское размышление вносит свои

уточнения: 'никаких существ нет, а всякое желание есть плод

неведения'.

Христианин не ставит под сомнение нравственную высоту, явленную во

многих сутрах и джатаках махаянистского буддизма. Но он не может не

заметить, что нравственное чувство человека не способно обрести

подлинного и последовательного оправдания в буддистской метафизике.

Основатель тибетского ламаизма Падма Самбхава излагает программы

'прямого пути', уничтожающего последствия всех поступков, каковы бы

они ни были, и обеспечивающего достижение нирваны за одну земную

жизнь, в такой последовательности:

1. Прочитать как можно больше разнообразных религиозных и философских

книг. Часто слушать проповеди и речи ученых наставников, исповедующих

различные истины и теории. Испробовать на себе самом всевозможные

методы.

2. Из всех изученных доктрин выбрать одну, отбросив остальные подобно

орлу, намечающему свою добычу из целого стада.

3. Жить скромно и не стараться выдвинуться, иметь смиренный вид, не

привлекать внимания, не стремиться быть равным великим мира сего. Но

под личиной незначительности высоко вознести свой дух и быть

неизмеримо выше славы и почестей земных.

4. Быть ко всему безразличным, поступать как собака или свинья,

пожирающие все, что бы им ни попалось. Не выбирать лучшего из того,

что вам дают. Не делать ни малейшего усилия получить или избежать и т.

д. Принимать, что выпадет на долю: богатство или бедность, похвалы или

презрение. Перестать отличать добродетель от порока, доблестное от

постыдного, добро от зла. Никогда не скорбеть, не раскаиваться, не

предаваться сожалению, что бы ни произошло. С другой стороны, ничему

не радоваться, не веселиться и ничем не гордиться.

5. Бесстрастно и отрешенно наблюдать борьбу мнений и разнообразную

реальность живых существ. Созерцать мир подобно человеку, глядящему с

самой высокой вершины на расположенные далеко внизу горы и долины.

6. Шестой этап описать нельзя -- он тождествен понятию пустоты [777].

Итак, на вершине мир людей должен исчезнуть и не должен вызывать

никаких эмоций -- в том числе и чувства сострадания.

И в самом деле, 'желание творить благо живым существам одобряется

только на низших этапах Мистического пути. Но в дальнейшем оно

полностью отвергается, поскольку хранит в себе отпечаток привязанности

к личному существованию с присущей ему верой в самость' [778]. Как

говорит 'Алмазная Сутра', когда бодхисатва привел в Нирвану столь

неисчислимое число существ, как число песчинок в реке Ганг, он должен

осознать, что не спас никого. Почему же? Если он верит, что спас некое

число живых существ, то он сохраняет привязанность к представлению о

'самости', 'Я', а в этом случае он не является бодхисатвой [779].

Сами буддисты признают, что жертвенная махаянистская этика* находится