-- проговорил он.
-- Они не хотят, чтобы Манускрипт был предан гласности.
-- А почему?
Падре поднялся и взглянул на меня сверху вниз:
-- А почему бы вам не пойти со мной? Ло нашей миссии всего полмили. V
нас вы будете в безопасности.
Я с трудом встал на ноги и, понимая, что выбирать не приходится, кивнул
в знак согласия. Падре Санчес неторопливо пошел по дороге, обращаясь со
мной
почтительно и непринужденно. Он взвешивал каждое слово.
-- Военные все еще разыскивают вас? -- спросил он между прочим.
-- Не знаю.
Несколько минут он молчал, а потом спросил:
-- Вы ищете Манускрипт?
-- Больше уже не ищу, -- проговорил я. -- Сейчас я хочу лишь пережить
все это и уехать домой.
Священник ободряюще кивнул, и я почувствовал, что начинаю доверять ему.
Что-то в его участии и теплом отношении произвело на меня впечатление.
Оннапомнил мне Уила. Вскоре мы подошли к миссии. Она представляла собой
несколько маленьких домиков, обращенных во двор, где стояла небольшая
церквушка. Место, где была расположена миссия, отличалось удивительной
красотой. Когда мы пришли туда, он сказал что-то по-испански
находившимся во
дворе людям в сутанах, и они торопливо разошлись. Я пытался проследить,
куда
они направились, но навалилась такая усталость, что я перестал что-либо
соображать. Священник отвел меня в один из домиков.
Внутри была небольшая гостиная и две спальные комнаты. В камине горел
огонь. Вскоре после нас вошел еще один священник, в руках у которого
былподнос с хлебом и супом. Я поел, превозмогая усталость, а Санчес в это
время
вежливо сидел рядом на стуле. Затем по его настоянию я растянулся на
одной
из кроватей и погрузился в глубокий сон.
Утром, проснувшись и выйдя во двор, я тут же обратил внимание на
царившую там безупречную чистоту. Гравийные дорожки были размечены
ровно
посаженными кустами и живыми изгородями. Казалось, все устроено так,
чтобы в
полной мере подчеркнуть их естественные очертания. Ни одно растение не
было
подстрижено.
Я потянулся, и тогда напомнила о себе накрахмаленная рубашка. Она была
сшита из грубой хлопчатобумажной ткани и немного натирала шею, хотя
была
свежая и только что отглаженная. Когда я некоторое время назад
проснулся,
два священника налили в таз горячей воды и принесли чистую одежду.
Помывшись
и одевшись, я прошел в другую комнату и обнаружил на столе горячие
булочки и
сушеные фрукты. Я жадно набросился на еду, а священники стояли поодаль.
После завтрака они ушли, а я вышел на улицу.
Подойдя к одной из каменных скамей, обращенных во двор, я сел. Солнце
только поднималось над кронами деревьев, и я ошушал на лице приятное
тепло.
-- Как спалось? -- послышался сзади чей-то голос. Обернувшись, я увидел
падре Санчеса, который стоял вытянувшись как струна и смотрел на меня
сверху
вниз.
-- Очень хорошо, -- ответил я.
-- Позвольте присоединиться к вам?
-- Конечно.
Несколько минут мы оба молчали. Молчание так затянулось, что я
почувствовал себя неловко. Я не раз бросал на него взгляд, готовясь
что-нибудь сказать, но он продолжал смотреть на солнце, чуть склонив
голову
набок и прищурившись.
В конце концов он заговорил:
-- Чудесное место вы здесь нашли. -- Надо полагать, он имел в виду эту
скамью в этот утренний час.
-- Послушайте, -- обратился я к нему, -- мне нужен ваш совет. Как для
меня безопаснее всего вернуться в Штаты?
Священник серьезно взглянул на меня:
-- Не знаю. Это зависит от того, насколько опасным человеком вас
считают власти. Расскажите, как вы оказались в Кула.
Я рассказал ему все, начиная с того момента, когда я впервые услышал о
Манускрипте. Моя недавняя эйфория на вершине казалась теперь надуманной
фантазией, поэтому я лишь вкратце упомянул о ней. Однако Санчес тут же
стал
расспрашивать об этом.
-- Что вы делали после того, как ваш преследователь ушел, не заметив
вас?
-- Я просто просидел там несколько часов. Наверное, приходил в себя.
-- А какие еще у вас были ощущения? -- не отступал священник.
Я смущенно пожал плечами, а потом решил попробовать рассказать, что это
были за чувства.
-- Это с трудом поддается описанию, --