вам причиняют.
Если это не получается, вам, ребенку, приходится терпеть до тех пор,
пока вы не станете достаточно взрослым, чтобы воспротивиться насилию и
ответить агрессивностью на агрессивность. -- Священник помолчал. -- Как
таподававшая вам ужин девочка из перуанской семьи, о которой вы
рассказывали.
Чтобы получить выраженную в виде внимания энергию, человек готов на
любые крайности. А впоследствии эта стратегия становится для него
основным
способом подчинения себе любого другого человека для овладения его
энергией,
ролью, к которой он постоянно прибегает.
-- С 'шантажистом' понятно, -- сказал я. -- А вот как формируется
'следователь'?
-- А как бы вы поступили, будучи ребенком, если члены вашей семьи
заняты собой и не обращают на вас внимания, потому что главное для них
--карьера или они целиком поглощены чем-нибудь еше?
-- Не знаю.
-- Если вы замкнетесь в себе, то своего не добьетесь: они не обратят на
это внимания. Разве тогда вам не придется прибегнуть к тому, чтобы
вмешиваться, лезть в чужие дела и в конце концов начать придираться к
этим
людям с целью заставить их уделить вам внимание и энергию? Этим как раз
изанимается 'следователь'.
До меня стало доходить это откровение:
-- Те, кто замкнут в себе, творят 'следователей'!
-- Совершенно верно.
-- А 'следователи' заставляют замыкаться в себе! А от 'шантажистов'
получается 'бедный я' или, если это не происходит, еше один
'следователь'!
-- Именно. Таким образом, ролевая установка становится явлением
постоянным. Но не следует забывать, что стремление подмечать эти роли у
других вовсе не говорит о том, что сами мы свободны от подобного. Нам
необходимо избавиться от этой иллюзии, и лишь тогда мы сможем идти
дальше.
Почти каждому из нас свойственно, по крайней мере, какое-то время,
придерживаться определенной роли, и нужно достаточно долго
присматриваться к
себе со стороны, чтобы выяснить, что это за роль.
Некоторое время я молчал. Наконец, снова поднял взгляд на Санчеса.
-- А что потом, когда мы поймем, в чем наша роль? Санчес притормозил
машину, чтобы взглянуть мне прямо в глаза:
-- Ничто не мешает нам стать выше этой безотчетной игры, в которую мы
играем. Как я уже говорил, нам дано прийти к более высокому смыслу
собственной жизни, к духовному объяснению того, почему мы появились на
свет
именно в своей семье. Мы сможем хотя бы отчасти разобраться в том, кто
мытакие на самом деле.
-- Ну вот, почти приехали, -- проговорил Санчес. Дорога шла вверх между
двумя вершинами. Когда мы миновали нависавший справа исполинский утес,
впереди показался небольшой домик. За ним возвышалась еше одна
величественная скала.
-- Грузовика падре Карла нет на месте, -- заметил Санчес.
Мы поставили машину и направились к дому. Санчес открыл входную дверь и
вошел, а я остался ждать снаружи. Я несколько раз глубоко вдохнул.
Воздух
был холодный и очень разреженный. Темно-серое небо было плотно закрыто
тучами. Похоже, собирался дождь.
В двери появился Санчес:
-- В доме никого. Лолжно быть, он на развалинах.
-- И как нам туда добраться?
Я вдруг заметил, как он вымотался.
-- Они дальше по этой дороге, примерно в полумиле отсюда, -- проговорил
он, передавая мне ключи от машины. -- Если подняться на ближайший
перевал,
увидите развалины внизу. Езжайте один. Я хочу остаться здесь и
поразмышлять.
-- Хорошо, -- согласился я и пошел к машине.
Сначала дорога спустилась в небольшое ушелье, а потом стала взбираться
на перевал. Я предвкушал картину, которую мне предстояло увидеть, и не
обманулся в своих ожиданиях. На вершине перевала моему взору открылись
развалины на Мачу Пикчу во всем своем великолепии. Насклоне горы
расположился целый комплекс храмов. Они были сложены из поставленных
друг на
друга тщательно обработанных многотонных камней. Даже при неярком свете
пасмурного дня было так красиво, что дух захватывало.
Я остановил машину и минут пятнадцать вбирал в себя энергию. По
развалинам бродило несколько групп людей. Я заметил, как человек с
воротничком католического священника выбрался из развалин одного из
строений
и направился