Джеймс Редфилд

Селестинские пророчества (Часть 2)

на Селестинских развалинах! Там

есть

одно особое место между двух храмов. Чуть было не запамятовала. -- Она

подняла на нас глаза. -- Вот куда мне нужно: на Селестинские развалины!

Хулия умолкла, и оба -- она и Санчес -- обратили взгляды на меня.

-- Не знаю, -- начал я. -- Мне было интересно, почему Себастьян и его

люди так ополчились на Манускрипт. Я понял, что это вызвано страхом

перед

идеей о внутренней эволюции человека... Но теперь я просто не знаю,

куда

идти... Эти военные направляются сюда... Похоже, Себастьян собирается

первым

найти Девятое откровение... Не знаю, мне представилось, что я каким-то

образом участвую в попытке убедить его не уничтожать Манускрипт.

Я замолчал и мыслями снова обратился к Добсону, а затем вдруг к

Девятому откровению. И тут я понял, что откровение прояснит, куда нас,

людей, приведет эволюция. Задавшись вопросом, как будут относиться друг

другу люди под влиянием Манускрипта, я получил на него ответ в Восьмом

откровении. Теперь логически возникал следующий вопрос: к чему все это

приведет, какие изменения произойдут в человеческом обществе? Должно

быть,

об этом поведает Девятое откровение.

Почему-то казалось, что полученной сейчас вестью можно будет

воспользоваться, чтобы уменьшить страх Себастьяна перед сознательной

эволюцией... Если он захочет прислушаться.

-- И все же я считаю, что кардинала Себастьяна можно переубедить и

сделать сторонником Манускрипта! -- убежденно заявил я.

-- Вы видите себя переубеждающим кардинала? -- спросил Санчес.

-- Нет... вообще-то нет. Со мной человек, который может выйти на него,

кого Себастьян знает и кто способен говорить с ним на равных.

Когда я произнес эти слова, мы с Хулией одновременно посмотрели на

падре Санчеса.

Он попытался улыбнуться и заговорил со смирением:

-- Мы с кардиналом Себастьяном уже долго стараемся избежать прямого

столкновения из-за Манускрипта. Он всегда стоял выше меня. Он считал меня

своим протеже, и, должен признаться, я смотрел на него с пиететом. Но мне

кажется, я всегда знал, что до этого дойдет. Когда вы в первый раз

заговорили об этом, я понял, что задача переубедить кардинала ляжет на меня.

Вся моя жизнь была подготовкой к этому.

Священник пристально посмотрел на нас с Хулией, а потом продолжал:

-- Моя мать выступала за реформирование христианства. Она была против

того, чтобы спекулировать на чувстве вины и силой обращать людей в

веру. Она

считала, что к вере должны приходить из любви, а не из страха. Мой

отец, с

другой стороны, был сторонником строгой дисциплины. Позже он стал

священником и, подобно Себастьяну, твердо верил в традиции и власть.

породило во мне желание работать под началом Церкви, но я всегда искал,

внести в ее жизнь такие изменения, которые подчеркнули бы важность

высшего

религиозного опыта.

Совладать с Себастьяном -- следующий шаг для меня. Мне не хотелось идти

на это, но я знаю, что должен ехать в его миссию в Икитосе.

-- Я поеду с вами, -- заявил я.

Грядущая цивилизация

Поднявшись рано утром, мы быстро попрощались с Хулией и на машине с

высокой посадкой, на сверхбаллонах и с полным приводом -- ее одолжил у

кого-то падре Санчес --отправились в путь. Дорога на север петляла по

густым

джунглям и пересекала несколько полноводных рек, как пояснил священник

притоков Амазонки. Чем дальше мы продвигались вперед, тем крупнее

становились деревья. Они росли довольно далеко друг от друга. Дорога

пошла в гору.

-- Похоже на пейзаж в окрестностях Висьенте, -- заметил я.

Санчес улыбнулся:

-- Мы в полосе колоссальной энергетической заряженности. Ее длина --

пятьдесят миль, ширина -- двадцать, и она простирается до самых

Селестинских развалин. Окружают этот район непроходимые джунгли. Вдалеке,

там, где начинались джунгли, я заметил участок расчищенной земли.

-- Что это? -- удивился я, указывая на него.

-- Так власти представляют себе развитие сельского хозяйства.

На обширном участке вдоль дороги деревья были выкорчеваны бульдозерами

и беспорядочно свалены друг на друга. Некоторые стволы были

полуобгоревшими.

Верхний почвенный слой был размыт, и по оголенной земле, поросшей