Геннадий Исаков

Философский камень для блаженного

/>

И мы пошли к обреченным. Следователь, я и команда

сопровождения.

Мы приблизились к ним. И тогда я отделился от всех, в

полном свете прожекторов подошел к Доктору и тихо, только для

него сказал:

- Радуйся, Учитель.

Крепко обнял и поцеловал. Он пожал мои плечи, посмотрел

глазами пустыни в пространство и также тихо ответил:

- Предначертанное сбылось! Уходи.

Отбросив меня в сторону команда сопровождения плотным

кольцом окружила его, преодолевая натиск устремившейся к нему

толпы. Следователь скомандовал:

- В машину!

Но Доктор остановил его:

- Слово - то, что попадает в сердце, а не то, что

говорится. Дайте мне словом войти в сердца людей! Там мое

убежище!

На что тот ответил:

- А если они - камни?

- Не найдешь в сердце бога, не найдешь в боге сердца.

- Тогда я умываю руки. - и он пошел прочь.

- Философ! - крикнул Доктор, - Есть ли абсолютно

бесполезное занятие?

- Нет! - громко ответил тот, - даже если оно есть!

Его подвели к камере, он вытянул ладонь и на нем засиял

яркий изумрудный свет. Это был философский камень. Он

пристально посмотрел на него и вдруг сильным взмахом руки

взметнул камень вверх и кикто не понял, куда он пропал.

Изумрудная звезда взлетела и растворилась, отчего воздух

окрасился и изумрудный цвет. Зачарованная зрелищем толпа

затихла.

Выступление Блаженного было преисполнено и достоинства и

страсти. Он сказал то, что Вы прочли в начале повествования. Я

назвал сказанное 'Проповедью Блаженного'. Именно Блаженного,

как же иначе?

Речь сопровождалась выкриками с издевкой, улюлюканьем,

швырянием мусора. Каменной стойкости оратора можно было б

позавидовать.

Последние его слова утонули в разъяренных криках и хохоте

толпы. 'Блаженный! Блаженный!' - кричали менеджеры, военные,

чиновники, слуги и бандиты. 'Антихрист!' - кричали попы.

Среди слушателей произошло движение. Это бандиты стали

прорываться к опустившему голову проповеднику.

И в этот момент я увидел Машу, которая стрелой бросилась

туда же, словно хотела слабым телом своим защитить его от всего

мира. Но толпа отбросила ее и, вцепившись в Доктора, в

мгновение разорвала его на куски.

Кровь с изумрудным оттенком высоко взлетела вверх и

накрыла росой всю толпу. Стоял дикий рев. Камеры снимали.

Я потерял сознание, лишь успел услышать голос Следователя.

'В машину его. Домой'.

Я иду по ночи. Отталкиваю склоняющиеся ко мне ее образы.

Видения, духи. Небо перемежается красными и изумрудными

всполохами. Вразброд идут волхвы. Лежит бездыханная птица

Гамаюн. Исказились лица русалок. Молчит птица Сирин. Стоит,

опершись на клюку, старуха Горе. Кошка убежала. Подхожу к ней и

прислоняюсь головой к горькому лицу. Она смотрит куда-то вдаль.

Там, куда она смотрит, поднялось волной до неба черное море

Дунай и двинулось на сушу, все поглощая собой. Чувствую легкое

прикосновение. Рядом солнечные феи. 'Возьмите, феи, меня с

собой'. И вот взмахнули они невесомыми крылами, и мы оторвалсь

от земли. Летим в неведомое пространство по какому-то объемному

туннелю. А впереди яркий свет. Обгоняет кто-то. Кто? Учитель!

Куда? К звездам! Прощай! И улетел вдаль.

Смиренно подхожу я к Солнцу, разжимаю пальцы, которые

оказывается все время были сжатыми в кулак, выпускаю из них

оцепенение и, склонив голову, говорю:

- Отче! Прими меня и аз есмь.

Я очнулся от грохота сапог, от лязга ключей в двери камеры

предварительного заключения.

Меня отвели к Следователю и мы поехали к месту трансляции

встречи с Великим Синклитом.

Там стоял оператор с камерой и ведущий. Кружились

помощники. Небольшая толпа любопытных притоптывала рядом. Среди

них находились и мои дворовые друзья.

Все смотрели в сторону ворот дурдома. Ведущий отправился

на проходную, долго там пропадал и, наконец,