в верхних эшелонах
власти России. Но его принципы, как он сам про себя выразился, на него
больше навлекают, чем приносят. Их у него всего 2: порядочность и спра-
ведливость. Отстаивай он их только по отношению к себе, -он бы уже давно
почивал на лаврах. Но он не мыслит себя без людей, за судьбы которых он
ответственен. Я был первым его сыном. Поженились они с матерью в 1964-м
году. Я родился в 1965-м. У матушки от первого брака уже была дочь-Та-
ня. Она на 6 лет старше меня.
Приехав в Калинин, спустя день, я почувствовал, что мне нужно от-
цу рассказать все случившееся со мной. Дело в том, что говорил я сильно
тяжело набирая в грудь воздуха и постоянно заикаясь. Создавалось стран-
ное впечатление, и я рисковал быть неправильно понятым. Отец с готов-
ностью и уже пониманием чего-то принял мое желание. Рассказ длился 5
часов. Пытаясь обрисовать картину своего недавнего мировосприятия и
случившегося со мной, я с картины мироздания перескакивал на Краснова,
с него на людей, с людей на Гарика.
-Подожди, Миша. Давай попытаемся выделить в случившемся главное.
-Какое главное? Разве могут быть в жизни частности?
Но отец тем не менее меня понял.
-Давай я познакомлю тебя с нашей знакомой.Она-психотерапевт.Жен-
щина исключительной деликатности и порядочности.
Я колебался. Дав согласие, я через некоторое время забирал его на-
зад. Я боялся раскрывать неспособную защитить себя свою душу перед нез-
накомым человеком.Это бы означало расписывание перед ней и самим собой
в своей слабости полностью. А если она еще и не сможет помочь? Нет.
Моя мачеха -Татьяна Геннадьевна -для меня -Таня, будучи достаточ-
но осведомленной в фармацевтике, с помощью отца настояла, чтобы я стал
принимать пирацетам.
'Это витамины для мозга- они радикально на тебя никак не повли-
яют', -внушали мне они. Для меня таблетки тоже означали расписывание в
слабости, но витамины-это был компромисс.
С папой и Илюшей мы съездили за Ваней в санаторий и всей мужской
компанией- в Москву погулять. У зоопарка, в который мы пошли, произо-
шел кусочек цирка. У памятника героям-краснопресненцам гид-папа задал
Ване вопрос:
-Ваня, кому памятник?
-Пушкину.
-Вань, а посмотри что у мужчины в задней руке?
-Граната.
-Вань, а зачем Пушкину граната?
-Незачем,-сказал Ваня, подумав.
-Тогда кому этот памятник?
-Лермонтову,-сказал я за него.
Наш хохот перекрыл шум машин.
Зимой во время моего просветления произошло то, о чем 6 лет спус-
тя я прочитал у Бхагавана Шри Раджниша. Мои родители были во мне уби-
ты. Нет, я не перестал их уважать и питать сыновних чувств, но они те-
перь перестали для меня быть авторитетами. У меня теперь своя голова
была на плечах. Теперь я видел все ошиб
одов, которые я не мог до-
вести до конца. Выяснение отношений все дальше стало удалять наши души
друг от друга. Я опять стал чувствовать себя одиноким. 'Скорей бы прие-
хал Вадик',-думал я. Он приезжал за 4 дня до отъезда в Благове-
щенск. Этого было достаточно и для его знакомства с отцом и для поездки
к Вале на дачу.
Я так обрадовался ему, встретив его в Москве на Киевском вокза-
ле. 'Проблема отцов и детей',-прочел я в его глазах охлаждающую меня
моим обезличиванием реакцию в его глазах. Но что было делать? Поехали. В
первый вечер отец после выпитого вина стал рассказывать нам о Великой
Отечественной войне. Рассказывал он о том, как он сам восстанавливал
истину о прошедших боях и изобличал фальсификаторов или умалчивающих
правду историков, освещавших бои в угоду правящей верхушке и боящихся
за свою жизнь. Мне было безразлично от тяжести своего состояния, и я
сидел и ради приличия таращил глаза и поддакивал. 'Хоть Вадик насла-
дится встречей с умным человеком',-думал я. После беседы мы с ним выш-
ли на улицу.
-Вот это голова!-сказал Вадик.
Я был польщен.
-То, что мне за 6 лет института преподаватели не смогли вдолбить,
он рассказал за 2,5 часа.
Мы шли дальше.
-Мне по ... его знания, мне важны его понятия.
-...?!Ты что говоришь?
-А что я говорю?
-А ты ничего только что не сказал?
-А что я сказал?
-По-моему не надо большого ума, чтобы понять что ты сейчас ска-
зал. Достаточно на твое место поставить меня, а на место моего отца -
Трифона Сигизмундовича. Мы вышли на набережную Волги. Сели на скамейку.
-Знаешь, последнее время мы что-то перестали