Всеслав Соло

Переодетые в чужие тела (Часть 1)

Миша... Порыв... Видимо, я слишком потрясена случившимся, --

жалобно сказала Юля и тут же отвернулась от окна и присмотрелась к молодому

человеку.

-- Иди ко мне, Юленька, маленькая моя, -- позвал ее Миша.

Юля подошла к молодому человеку в это время привставшему на кровати на

локтях, халат соскользнул с ее плеч и обнажилось гибкое женское тело -- Юля

села так близко к Мише, что их лица, дыхания оказались друг против друга.

-- Обними меня, папа, поцелуй. -- мягко по-просила она.

-- Не казни меня, Юленька, -- заговорил молодой человек, исцеловывая ее

лицо, губы, глаза, -- Любимая, нежная, -- заботливо нашептывал он.

-- Я твоя, ты хотел, я твоя, -- будто бредила Юля... -- Достаточно! --

неожиданно вскричала она и вскочила с кровати, вырвавшись из Мишиных

объятий. -- Завтра же я иду к отцу! -- решительно сказала Юля и уселась в

кресло-качалку в дальнем углу комнаты, и теперь молодой человек мог видеть

только ее раскачивающийся, белеющий наготой и окутанный полумраком, силуэт.

-- Ты... действительно любишь меня? -- через паузу, вкрадчиво спросил,

будто позвал Юлю Миша.

-- Я должна видеть папу, -- холодно и спокойно сказала в ответ она.

-- Ты не ответила на вопрос, Юленька.

-- Я люблю своего отца... в тебе.

-- Как это? -- отчетливо насторожился молодой человек.

-- Ты меня..., я не смогу объяснить..., не поймешь правильно, как я

того бы хотела, Миша.

-- Хорошо, -- успокаиваясь в голосе, сказал молодой человек и присел на

кровати. -- Пусть оно так, -- подытожил он свое невмешательство. -- И что ты

намерена предпринять?

-- Я хочу видеть отца и все! -- воскликнула не громко Юля. -- Завтра же

я еду к нему. Ты должен мне сказать, где находится это заведение или же...,

я сама разыщу его, чего бы мне это не стоило.

Между ними, будто проснулась, ничего не соображая толком -- не зная,

чью принять сторону и чей выражать интерес, озадаченная теперь пауза.

Юля ждала определенного ответа, от кото-рого, как сейчас понимал Миша,

определялись их дальнейшие отношения. Юля это понимала тоже.

-- Что ж... -- заговорил молодой человек, чувствуя, как продолжает

незримо присутствовать, словно прислушиваться, проснувшаяся пауза к

интонациям его зазвучавшего голоса. -- Если ты не станешь возражать,

Юленька..., я сопровожу тебя завтра к твоему отцу.

-- Да. Я хочу этого, -- тут же согласилась она.

-- Но я не могу поручиться за то, что нас пустят к нему, -- словно

предлагая отказаться от подобной затеи, с интонацией надежды на это, сказал

Миша.

-- Пусть... они только попробуют не пустить. -- Злым шепотом

проговорила Юля, не обращая внимания на чувственный намек молодого человека.

-- Я взорву это заведение, уничтожу.

И снова пауза, которая теперь, словно заметалась между молодыми людьми,

от одного к другому: одного пытаясь успокаивать -- другого подталкивая,

убеждая говорить, а не молчать.

'Столько вымученных ожиданием лет, чтобы, в конечном итоге, прийти к

тому, что любимая, наконец-таки, -- станет понимать меня, согласна принять

меня, но... прежнего, которого теперь нет и не может быть'. -- Думалось

Василию Федоровичу. -- 'Зловещая несправедливость!.. И ничего ведь,

действительно, не исправишь теперь, ничего... Она опять будет рядом, к этому

стремился, будет любить...но, не меня, и все же, меня! И от этого... еще

больнее. Еще бессердечнее уклад и милость судьбы, уходя от которой, можно

угодить не дальше, чем еще в большую боль и страдание...

Смирение. Вот чего не хватило, не хватает и сейчас. Будь она трижды

проклята, жажда, отнимающая глаза, но надежда..., только она не изменна,

если остался еще, хотя бы клочок разума в тупике моего положения! Ведь

остался... Я все понимаю, а значит... буду бороться, но теперь уже не так,

как я это делал раньше. У меня... выбора нет.

Надо идти и начинать все заново. Я уступил свое место и занял чужое. Я

дважды нарушил свое благополучие, нарушил судьбу, попытался исправить ее

ошибку в своих правилах. А у судьбы другая орфография! И мои правила

поставили лишнюю запятую...'

Миша нервно вскочил с кровати и подошел к окну. Он смотрел на

облуненный светом двор, на Луну, которой нечего было скрывать в своем

полнолунии. И он, впервые в своей жизни понимал, что он, и в самом деле --