ее название.
-- 'Возрожден ли мистицизм?'... Павел Семенович Гуревич...
-- Ты уже читала ее? -- спросил я, обрадовавшись тому, что
можно будет прямо сейчас поделиться впечатлениями.
-- Прочесть не было времени. Я просматривала эту книгу в
университетской библиотеке.
-- Ну, и каково будет твое родительское мнение?
-- Как только у меня появится свободное от усталости
время, я обязательно ее прочту, -- ответила мама.
-- Все понятно, значит, одобряешь?
-- Одобряю, сынок.
-- Тогда, мама, можно тебе задать вопрос по существу дела?
-- Задавай.
-- Итак, мой вопрос, что такое мистика?
-- Когда я училась в университете, мистика в
энциклопедическом словаре определялась как вера в
сверхъестественный мир, с которым особым, таинственным путем
якобы общается человек.
-- Мама, а какое определение ты можешь дать теперь -- не
как студент по словарю и не как преподаватель, а сама, как
человек-философ со своим отношением к этому вопросу?
-- Сейчас попробую... Мистика, это, по-моему, необъяснимое
сейчас, принимаемое на веру, соприкосновение с определенным,
известным частно или в сравнениях, количеством, принадлежащим
известному или неизвестному качеству, причем, соприкосновение с
таким количеством, которое не может существовать вне своего
качества, ибо количество вне качества, существующее само по
себе, это уже не количество, а качество, а любое качество имеет
при себе сумму всех своих количеств, в нашем земном понимании,
и его можно принять за совершенно законченную вещь, предмет,
выраженный в какой-то форме, а это уже обычное явление, лишь
может возникнуть вопрос о предназначении этого предмета; итак,
соприкосновение с количеством, где не ясно лишь то, как
существует это количество, не могущее существовать вне своего
качества, все-таки -- вне качества! Если мы зададим такой
вопрос, то мы подтвердим в каком-то данном случае присутствие
мистики, в противном случае ее просто нет...
-- Мама, а что, если мистика -- это наука, и
наисерьезнейшая?
-- К сожалению, Сережа, в нашем мире верят только
приборам, а приборы, еще раз, к сожалению, пока еще не
оборудованы понятием веры.
Мама замолчала. Прошло некоторое время, может, с минуту
или больше...
-- Кстати, -- неожиданно оживившись, сказала мама, -- наше
семейство имеет некоторые соприкосновения с мистикой! -- Я
насторожился. -- Родной брат твоего деда по отцу был, --
воскликнула мама, -- самый настоящий мистик! Колдун, говорили в
народе!
-- Да что ты, мама! -- подскочил я на месте. -- И ты
никогда об этом не говорила! Расскажи...
-- Твой двоюродный дед, когда еще был живой, рассказывала
бабушка Дарья, был очень суровым человеком, злым и жестоким. Он
жил в сорока километрах от Каспийского моря. Рыбаки, жители
окрестных деревень, каждый год уходили на небольших судах на
рыбный промысел и по нескольку месяцев находились в открытом
море, а твоего двоюродного деда с собою не брали. Боялись они
его. Если кто и отваживался его взять, то тот навидывался
страхов на всю свою жизнь: огненные птицы летали над судном,
преследуя его по пятам, они бросались на рыбаков! Огненные
кошки бегали по палубе, карабкались по мачте в небо... Да и в
селе от твоего двоюродного деда житья не было! А когда он,
старый и дряхлый, лежал при смерти в своей избе, то он целый
месяц не мог умереть. Бабушка Дарья говорила, он все просил,
чтобы кто-нибудь подал ему руку для пожатия. Никто этого не
делал, а твой отец подал ему свою руку. Несчастный с жадностью
пожал ее и к вечеру умер. В народе существует такое поверье,
что колдун не умрет, пока не передаст кому-нибудь свои чары
через пожатие руки. Вот и вся история о твоем двоюродном деде,
сынок...
-- А я тоже подал бы ему руку, -- решительно сказал я.
-- И стал бы колдуном? -- рассмеявшись, спросила мама.
-- Но мой отец подал же ему руку и остался обыкновенным
человеком?!
Неожиданно мама сделалась серьезной, даже печальной, и,
ничего не отвечая, поднялась медленно с дивана и ушла к себе. Я
остался один на фоне своего вопроса с чувством вины: из-за меня
мама, -- подумал я, -- снова вспомнила об отце, который, как
она мне рассказывала, уже давно ушел от нас к другой женщине,
но до сих пор не ушел, как я начал понимать