поехал в
кинопрокат, пообещавши вернуться в больницу через час. Через
час я действительно вернулся, отвез Лидию Ивановну обратно в
кинотеатр, но на этот раз проявил может быть излишнюю
холодность в отношении Наташи и снова вызвал косой взгляд в мою
сторону Лидии Ивановны.
Теперь путь к Наташе был свободен, я помог выбраться из
машины старушке, а сам тут же вернулся в машину и уговорил
Степана опять вернуться в больницу, сославшись на то, что
уборщица забыла там свою сумку.
Возле больницы я попрощался со Степаном. Я поблагодарил
его, но отказался от его предложения отвезти меня обратно в
кинотеатр. И он уехал.
И вот я поднялся по бетонным ступенькам на крыльцо
больницы и постучался в окошечко, врезанное в деревянную дверь.
Потрескавшаяся фанерка отодвинулась, окошечко открылось.
-- Вам что нужно, молодой человек? -- прозвучал ядовито
голос вахтерши.
-- Я хотел бы навестить Наташу из палаты номер девять, --
как можно вежливее попросил я.
-- Как фамилия? -- поинтересовалась вахтерша.
-- Моя? -- переспросил я, с ужасом соображая, что
фамилии-то Наташи я не знаю.
-- Фамилия Наташи? -- насторожилась вахтерша.
-- Такая же, как и у меня, -- ответил я, глупо
улыбнувшись, продолжая думать, как же выкарабкаться из этой
ситуации.
-- Так ты жених, что ль?! -- воскликнула пренебрежительно
вахтерша.
-- Да, -- тут же ответил я, и только после своего ответа
понял, что я ответил правильно.
-- Ну, а что тогда голову морочишь?! -- зло возмутилась
вахтерша.
Что-то щелкнуло за дверью, видимо, железная задвижка, и
одна половинка двери открылась настежь.
-- Заходи, -- послышался из-за второй, закрытой половинки
двери теперь почему-то безразличный голос вахтерши.
Я робко зашел в полутемный коридор. Стены вокруг были не
выкрашены, а словно измазаны зеленой краской с желтым отливом.
Вот уж поистине: каков человек -- такие и стены вокруг него!
Ядовитые стены -- ядовитая вахтерша.
-- Вон на вешалке халат, одевай! -- словно огрызнулась в
мою сторону вахтерша.
Я поспешно надевал халат, оглядываясь по сторонам.
-- На втором этаже девятая, -- сказала вахтерша, отчаянно
зевая.
-- Спасибо, -- тут же поблагодарил я. Вахтерша меня жутко
раздражала, хотелось поскорее избавиться от ее взглядов. Не
застегнув халат, я пошел быстрым шагом.
-- Молодой человек, -- словно выстрел в спину остановил
меня все тот же ядовитый голос. -- Так фамилия-то как? -- Я
оторопел. Я уже начал медленно спускаться с первых преодоленных
мною ступенек, спокойно осознавая свое поражение, но желание
навестить Наташу во что бы то ни стало клокотало во мне, как
вдруг:
-- Маргарита Львовна! -- послышался женский голос над моей
головой.
-- Да! -- выкрикнула раскатисто вахтерша.
-- Вы будете покупать эту кофточку, если нет, то Галина
Васильевна покупает! -- снова прогремел женский голос, он
усиливался акустикой ядовитых стен. Видимо, женщине лень было
спускаться со второго этажа, и она вела переговоры с вахтершей,
перевесившись через перила.
Я воспользовался случаем и через какие-то мгновения
проскользнул мимо медсестры, которая громко перекрикивалась с
вахтершей. Медсестра не обратила на меня никакого внимания.
Я торопливо зашагал по коридору, считывая номера палат с
табличек. Я каждую секунду ожидал, что меня снова окликнут в
спину. Но медсестра и вахтерша были заняты своим делом, и я
свободно передвигался вдоль коридора к заветной цели: палате
номер девять. Я подошел к ней и сразу же, не раздумывая, тихо
постучал в дверь.
Мне не ответили. Тогда я приоткрыл дверь и заглянул в
палату: на широкой деревянной кровати лежала Наташа: она спала.
Больше в палате никого не было. Я на цыпочках зашел в палату и
осторожно прикрыл за собою дверь. Я приблизился к Наташиному
изголовью.
Даже сегодняшнее свидание с Викой не могло удержать меня.
Я заронил эту девушку в свое воображение там, у хижин, у
свадебных машин, и лишь только сейчас, здесь, в больнице, я
начинал понимать, что я влюблен, и может быть, безнадежно,
навсегда. И эта безнадежность неухоженной робостью замерла у
изголовья Наташи сейчас...
Что -- устремленность к Наташе или к тайне минуту назад
осторожно прикрыла за мною дверь в эту палату? Но лишь спустя
много-много