Всеслав Соло

Скоморох или Начало Магии (Часть 1)

Моя совместная жизнь с Викой проходила тайно, все

больше у меня в постели (когда я оставался в квартире один) или

же в дружеских прогулках по городу и его развлекательным

заведениям. Нас мало кто видел, в гости мы не ходили.

Конечно, моя мама подразумевала эту близость, но она

подходила к этому с точки зрения философии и предпочитала, и

правильно делала, не вмешиваться в мою личную жизнь!

Агрессивность! Сколько она причиняла страданий мне... Аня

и я иногда перезванивались по телефону, редко виделись, с

Корщиковым я виделся еще реже. Но и Аня, и Корщиков стали

замечать мою раздражительность даже в эти короткие промежутки

наших встреч.

-- Смотри, -- накажу я тебя! -- бывало хитро прищурившись,

говорил я Ане.

А я и в самом деле верил и чувствовал потаенные

возможности! Но и сомнения мучили меня, ведь я же метался! Аня

начинала защищаться от меня...

Потом я, как-то незаметно для себя, вошел в какую-то

вереницу болезней, в основном простудных: гайморит, тонзиллит,

бронхит и прочее, даже воспаление легких. Они прямо-таки

атаковали меня, и это в свою очередь прибавляло во мне силу

злобе, агрессивности, но слабости души и тела тоже...

Аня пробовала меня лечить упражнениями, какими-то

приборами, сам я не только забросил йогу, но и не делал

физзарядку, однако все старания моего добровольного доктора шли

насмарку от моего бесшабашья, вредности, я много курил! Я

изрядно похудел, побледнел. Назрела какая-то стрессовая

ситуация или же что-то другое, не знаю что, но я безвольно

катился куда-то, не в силах остановиться или притормозить.

Прошел съезд в Таганроге, я не помню, как он там

назывался, да и важно ли это!

Вокруг съезда был приличный ажиотаж.

Аня таинственно поведала мне, что на съезде, среди

профанов, присутствовали в основном все ведущие мистики страны!

И я узнал еще и то, что этот съезд регулярен, проходит один раз

в не помню сколько лет, и что на следующий форум, возможно,

попаду и я...

Я много читал литературы, соответствующей моей

устремленности: 'Основы Тибетского мистицизма', 'Тибетскую

книгу мертвых', 'Энциклопедию оккультизма' -- я просто

проглотил в один присест... Так, я познакомился со стихами

Валентина Сидорова, с его книгой 'Семь дней в Гималаях'.

-- Ну и много же путаницы у него, у Сидорова, в голове --

отзывалась о творчестве писателя Аня.

-- Ну и много же путаницы у Сидорова в голове! -- повторял

я, как попугай, если речь заходила о 'Семи днях в Гималаях' с

каким-нибудь из моих знакомых. Я повторял, даже не разбираясь

почему.

Однако меня настораживало, что в Волгограде была открыта

группа людей, которая использовала 'Семь дней в Гималаях' в

качестве своеобразной библии! Может, все-таки там что-то и

есть, но я продолжал попугайничать: 'Ну и много же путаницы в

голове у Сидорова!'

Что поделать! Попугайничество тоже становилось одной из

моих черт. Порою это было настолько заметно, настолько явно

выражено, что один из моих собеседников заявил мне:

-- Кого ты перепеваешь?!

Но я не обращал внимания и продолжал свой стремительный

читательский и подражательский бум!..

Я ознакомился с книгой известного французского мистика А.

Дебароля, который тридцать лет ходил по всей Франции, изучал

людей: их ладони и пальцы рук, характеры, черты лиц, строения

черепов и другое, и написал фундаментальный труд 'Тайны руки'!

Дебароль 'научил' меня, разговаривая с нехорошими людьми или

находясь в обществе таковых, -- зажимай в кулак три пальца:

средний, безымянный и большой. Получались своеобразные рога из

мизинца и указательного пальцев, выпяченных вперед. Мне очень

понравилось это упражнение, и я без особых стеснений

использовал его по мере необходимости, и помогало, и порою еще

как!

Неожиданно я провел параллель между этим упражнением, как

я его называл, 'волевое сопротивление', и, как ни странно,

металлистами (орущими 'хеви металл!'), ведь они тоже выпячивают

мизинец и указательный пальцы в знак проявления собственной

воли и неподчинения чужой! И я написал стихотворение, увлекшись

металлистами и тяжелым роком, потому что меня занимала их

волевая ограниченность и потому что они, действительно, были

таковой ограничены. Стихотворение звучало так: