Всеслав Соло

Скоморох или Начало Магии (Часть 1)

Он рядом с тобою, -- сказала Вика и незаметно повела

глазами в его сторону.

Я оглянулся... Позади меня, на ярко-желтом меховом коврике

сидел мужчина лет сорока -- сорока пяти, на коленях у него

лежал его крупный живот. Мужчина улыбнулся мне, неприятно

оскалившись при этом, словно передразнил меня. Потом он

облизнул свои припухшие губы. Одет он был в черное трико, на

шее повязан короткий голубой шарфик. Мужчина почесал об рукав

свой ноздристый нос и на рукаве осталась влажная полоска. Мне

стало противно, и я отвернулся.

-- Это точно он, ты не ошиблась? -- наклонился я к Вике,

спрашивая.

-- Конечно он! Не сомневайся, -- прожужжала мне Вика прямо

в ухо, и от ее нежных губ у меня по спине пробежали мурашки. --

А зачем он тебе? -- спросила она.

-- Мне кажется, я его где-то мог видеть... -- ответил я

первое, что взбрело мне в голову, и подумал про себя: 'Ну и

мерзкая же рожа у этого Остапа Моисеевича! Такой со всякой

заразой может иметь дело!'

На эстраде появился Долланский. Зал шумел негромко, все

переглядывались, ожидая интересный вечер. Заговорил Долланский,

и все разговоры прекратились. Я окинул еще раз взглядом весь

зал -- на ковриках сидели в позах 'полулотос' человек двадцать.

Черным пятном промелькнул передо мною Остап Моисеич, он один

среди присутствующих был одет в черное трико.

Поскольку наша группа пришла на свое первое занятие,

Долланский произнес вступительную речь. Интригующе прозвучал

его рассказ о бабуле, шестидесяти лет, что не могла и двух

шагов проделать без скорой помощи, а сейчас принимает позы

лучше, чем дипломированный йог. И все это после занятий по его

системе, системе Долланского! Он ходил по эстраде, важничал и

хвастался, как-то исподволь, не навязчиво.

Потом начались изнурительные упражнения. Долланский сидел

на эстраде на мягком фигурном стуле из дерева и присматривал за

состоянием своих пациентов. Надо отдать ему должное как

учителю! Хотя вся система и звучала по магнитофону, но

присутствие самого Долланского на эстраде в это время оживляло

магнитофонную ленту, и даже не возникала потребность, чтобы

говорил именно он. Правда, изредка Долланский останавливал

движение кассеты, хлопнув клавишей: вставлял реплики, давал

консультации, а некоторые упражнения не доверял магнитофону и

диктовал сам, живьем...

Нагрузка действительно была глубинная, рассчитанная, как

выразился ее автор: 'На все тайники души вашей!..'

Я все время старался забыть о существовании позади меня

Остапа Моисеича, о страшной птице во дворе, но, все-таки

присутствие Остапа Моисеича, его взгляда в упор, ощущалось, и

это немало мешало мне сосредоточиваться, особенно поначалу.

Мы с Викой выполняли всевозможные растяжки, укладывали

тело в удивительные позы, постоянно сопровождая все это особой

конструкцией дыхания, с его обязательными задержками.

В общей сложности, занятие длилось четыре часа, из которых

мы очень долгое время не дышали. По словам Долланского, мы

копили молочную кислоту, чтобы организм проглотил ее, -- это и

была генеральная линия его системы...

По окончании упражнений мы с Викой, казалось, изрядно

устали, но когда мы вышли на улицу, то, не знаю, как Вика, но я

почувствовал, как мое тело, словно парус, будто само по себе,

стремительно продвигалось по тротуару, увлекая Вику под руку!

Это торжествовал во мне снова Человек-Ветер.

Куда девался после занятия Остап Моисеич, я не углядел. Я

все-таки забыл о нем! И это было прекрасно! Я забыл даже о

чудовищной птице!.. Забыл, потому что выполнял, учился

выполнять первое наставление Ивана: 'Ни к чему не

привязывайся!'

Бурулом

На следующее утро я направился на работу. В свободно

дрейфующем настроении, не обращая внимания на уныло

раскачивающихся пассажиров троллейбуса, я, все еще ощущая

ветреный ореол вокруг себя, привычно вышел на конечной 'Лесного

поселка'. После вчерашнего выходного дня я чувствовал себя

хорошо. На площади, напротив моего кинотеатра, прямо на

остановке стояла парочка, парень лет двадцати пяти и девочка

лет шестнадцати. По всей вероятности девочка вышла провожать

парня на троллейбус. Оба они были изрядно пьяны. Парень был

одет по-зимнему, а девочка, видимо, жила недалеко, совсем