Всеслав Соло

Скоморох или Начало Магии (Часть 1)

у аппарата.

-- Алло! Здравствуй, Сергей, -- сказал Иван.

-- Здравствуй! -- ответил я.

-- Послушай, тебе Корщиков не звонил? -- поинтересовался

Иван таким тоном, словно он стоял сейчас на том конце провода и

озирался по сторонам, высматривая засаду.

-- Нет... -- ответил я и поинтересовался в свою очередь,

-- а что случилось? В это время я увидел, как Вика

приостановилась у кресла и стала прислушиваться к моим словам.

Теперь и мне приходилось говорить, будто за углом засада...

Больше всего я беспокоился о том, что Иван может спросить

что-нибудь такое, на что в присутствии Вики отвечать я не

смогу. Но я успокаивал себя: 'Иван благоразумный человек!'

Однако я вслушивался в его голос настороженно и отвечал

медленно, вкрадчиво анализируя свои слова.

-- Слушай, Сереж, -- говорил Иван, -- если тебе вдруг

по-звонит Корщиков и будет предлагать коврик, то ты ни в коем

случае не покупай его!

-- А почему? -- спросил я.

-- Тебе надо отходить от них! -- сказал мой учитель.

-- От кого? -- спросил покорно я.

-- От Корщикова и от Ани, понятно? -- внушительно

определил Иван.

-- Да... А почему? -- не сопротивляясь, все так же покорно

спросил я.

-- Об этом потом, при встрече! -- утвердил учитель.

-- Хорошо, -- согласился я.

-- Ну пока, -- попрощался Иван и повесил трубку.

Я тоже положил трубку и посмотрел на Вику, и улыбнулся ей,

а сам подумал: 'Я не успел спросить, что за коврик?..'

-- Давай пить чай, -- сказал я Вике.

-- Что-то не так? Зачем он звонил? -- спросила она.

-- Не обращай внимания, -- это с работы. А на работе, сама

понимаешь, всегда каждый день какая-нибудь кутерьма! И тут я

вспомнил еще и о пропавшем магнитофоне, но сразу же отмахнулся

от этой вчерашней, тяжеловесной мрачности...

Мы с Викой сидели друг возле друга, и пили чай, и

переглядывались. Жила Вика скромно. Ничего особенного,

дорогого, как и лишнего в ее комнатах не находилось. В одном

углу в комнате стоял на тумбочке с отпиленными ножками

черно-белый телевизор 'Крым', в другом углу висела икона, под

ней горела лампадка, в противоположном углу несколько книжных

полок, поставленных прямо на пол друг на дружку, в последнем

углу на стуле чернел телефонный аппарат, а посредине комнаты --

два старых кресла и невысокий стол. В соседней комнате

находились две кровати: одна большая, деревянная, а другая

маленькая, детская, тоже деревянная; был там еще шифоньер и

трельяж...

Странное дело, но сегодня я начал видеть Вику по-иному. Я

сидел и пил горячий чай, и во мне просыпался художник. Я словно

отделился от того, что видел раньше, и заново созерцал Вику. Я

старался не мешать Вике быть или объявиться в моих мыслях

такой, какая она была высвечена этими молчаливыми мгновениями

чаепития. И я видел Вику заново: осмысленные карие глаза,

отточенная фигура, мягкие, невесомые жесты, милый овал лица,

цветение и магнетизм аромата вокруг нее, а эти губы, а волосы,

спадающие на плечи, всегда будто тают у меня в руках...

-- Мы по соседству жили и любили. Мои ладони бережно так

плыли у девочки по трепетной груди. И тайна ожидала впереди...

-- невесомо и сладко продекламировал я. Вика встала с кресла,

поставила свою чашку с недопитым чаем на стол, подошла ко мне,

села на колени, и обняла меня за шею, и тихо попросила:

-- Прочти мне еще что-нибудь... -- и она, как малыш,

прильнула ко мне всем своим телом.

-- Я прочту тебе 'Лунную балладу', -- задумчиво сказал я,

немного помолчал и, вздохнув, заговорил: 'Я шел. Светил мне

серп Луны. К себе любовь -- колдунья звала. Я усмехнулся.

Предрекала: 'Пути настанут солоны...' Бросал я вызовы годам,

все шла колдунья по пятам. Луна росла и шаром стала. И шаг

замедлил я устало, и осмотрелся в первый раз: колдуньи лик меня

потряс! Обветрен я, она все та же, как мне в отместку молода, и

не влечет уж, как тогда... 'Ты шаг за шагом шел от жизни, --

она сказала в укоризне. -- Ты усмехнулся, был невежда, теперь

тебе -- одна надежда!..' Колдуньи облик дивно стих, в глазах ее

иные толки. И только лунные осколки сверкают серпиками в них...

Теперь, в исходе полнолунья, -- мне солоно. Молчит колдунья...'

-- Сережа, -- прошептала Вика.

-- Я здесь, Вика, -- отозвался я.