но был подвижен в жестах и мимике... Сам невысокого
роста, но широкоплечий. Вечно в старых одеждах, еще бы, --
зарплата у него сто рублей, -- охранник на заводе: работа --
сутки на трое, 'один к трем' -- как любил шутить он. Глаза у
Паши голубые, лицо острое, а лоб размашистый и высокий. Паша --
по-ляк по деду. Раздался телефонный звонок. Я извинился перед
Мечетовым и поднял трубку.
-- Алло... -- услышал я тихий голос Ани. 'С чего бы это
вдруг она позвонила?..' -- подумал я.
-- Алло -- отозвался я. -- Здравствуй, Аня!
-- Здравствуй, Сережа... -- медленно проговорила она, что
не было похоже на ее тон общения, и я немного насторожился.
-- Давненько мы с тобою не разговаривали, -- сказал я
игриво.
-- Сережа... -- будто позвала меня Аня на том конце
провода, и я отмахнул от себя шутливый тон.
-- Мне надо с тобою встретиться, -- сказала Аня. -- Ты
сегодня сможешь часов в шесть в том кафе, где мы с тобой как-то
сидели прошлым летом, помнишь?
-- Это возле автострады? -- припомнил я.
-- Да, -- подтвердила Аня.
-- Ну это же летнее кафе, насколько я помню! -- возразил
я.-- Там, рядом, его зимний зал, -- все так же тихо, даже,
как мне показалось, печально сказала Аня. -- Ты сможешь прийти?
-- медленно проговаривая слова, спросила она.
-- Хорошо! -- согласился я вопреки всем наставлениям
Ивана. -- Я буду там в шесть, -- сказал я, даже не успев
пожалеть об этом. -- А что случилось? -- крикнул я, будто
вдогонку, потому что мой вопрос повис в телефонном проводе, по
которому уже звучали отрывистые сигналы: Аня положила трубку...
Я тоже положил трубку на аппарат.
-- Слушай, зачем ты ходишь в литобъединение? -- спросил я
Пашу, чтобы поскорее приглушить чувственную остроту и
привязанность к отзвучавшему телефонному звонку.
-- Я же тебе уже говорил: я хожу туда, чтобы заряжаться!
Меня берет злость от того, как они погано пишут, эти его члены,
и я начинаю работать, как бы отталкиваясь от них! -- объяснял
Мечетов.
-- Что ж, может, ты и прав... -- подчеркнул я.
Тревога от телефонного звонка улеглась. Предстоящий вечер
в моих мыслях перевесил весь день. Я точно знал, по крайней
мере, не было повода сомневаться в этом знании, что мне встреча
с Аней худого принести ничего не могла, и поэтому на сердце у
меня все-таки лежало относительное, но спокойствие. Но зато
теперь я прямо начинал чуть ли не физически ощущать, как время
дня потекло быстрее, оно ускорялось на глазах. Я давно уже
сделал вывод: хочешь быстрее жить -- поставь себе какую-нибудь
цель и достигай ее. Хочешь жить долго -- живи бесцельно! Только
цель должна быть не ожидаема тобою, а достигаема! 'Значит, я
очень хочу этой встречи, -- подумал я, -- ибо не почувствовал
бы я тогда устремление времени'.
-- Как пишется тебе? -- спросил Мечетов, прервав мои
размышления.
-- Да как пишется... Пишется как пишется!.. По-разному...
Когда как, -- сказал я.
-- Прочти что-нибудь, -- попросил Мечетов.
Я полез в свой дипломат, лежавший на столе поодаль, достал
оттуда свой походный блокнот в коричневом кожаном переплете,
полистал немного его, остановился на одной из страничек.
-- Вот, совсем коротенькое, -- сказал я.
-- Как называется? -- спросил Мечетов.
-- 'Молитва', -- ответил я и принялся читать:
Да поможет мне Господь -
Выжить в этом мире!
Пусть здоровой будет плоть
И душа пошире!
Пусть не буду в нищете,
В гневе и простуде!
Пусть не буду в суете,
Но вокруг чтоб -- люди!..
-- Хорошо... -- похвалил меня Мечетов, -- что-нибудь еще
прочти, -- попросил он. И я прочел:
Я иду разведанной дорогою,
Подвожу я первый свой итог:
Может, за небесными порогами -
Одинок на свете я и Бог!..
Наступило молчание...
-- Сергей, -- наконец, проговорил Паша, -- зачем ты пишешь
о Боге?
-- Мне это становится все ближе, -- ответил я.
-- Не пиши о Боге, -- попросил Паша.
-- Почему? -- возразил я.
-- Ты знаешь, -- сказал Паша, -- у меня был один друг,
очень близкий друг. Он погиб. Такой хороший был: прямо
божественный человек. Все его хвалили, не могли нарадоваться
ему!
-- Ну и что? -- спросил я. -- К чему ты об этом заговорил?
-- К тому, что я никогда