Всеслав Соло

Астральное тело - 2. Изида или врата Святилища (Ч

любви

Сказка о любви

Урок Второй

Часть пятая. СУЕТА

Друг детства

Размышления Дубинина

А что, если...

Магический совет

Часть шестая.ПАРАЛЛЕЛИ ВРЕМЕНИ

Почему?

Тайная вечеря

Созерцатель

Урок Третий

Среди мертвецов?

Божья Мать

Часть седьмая. ПОЧЕРКОМ ИЗИДЫ

Это принадлежит...

Смерть?

Было...

Есть кому!

Улики

Ноль три

Пожар

Кто?

* Часть первая ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ *

Поток

У окна общежитьевской комнаты литинститута, в тесноте

медленного полумрака ночи ютились на скрипучих кухонных стульях

двое: я и Юра Божив, мой друг и поэт.

Красный светлячок сигареты плавно подлетал из пепельницы к

моему лицу, на секунду вспыхивал ярче, опустошая полумрак, и

снова опускался в пепельницу.

Юра перебирал четки, продолжительно и однообразно мыча не

разберешь что, но я понимал: Божив вымучивает кришнаитскую

мантру. Шло время. Наконец, я не выдержал: бессловесное

пространство показалось мне неуютным, и я медленно заговорил,

осторожно и напористо подыскивая слова.

-- Какая же едкая штука! -- сказал я, имея в виду

исполнение мантры.

-- Что? -- переспросил меня Божив и тут же продолжил свое

трудолюбивое бормотание.

-- Ничего, -- тоскливо произнес я и раздавил красного

светлячка сигареты в пепельнице, -- ты писал, что чтение мантры

похоже на космический музыкальный инструмент.

-- А разве нет? -- обронил Божив свой вопрос, будто

сплюнул посреди мантры, и напористо забормотал громче прежнего.

-- Тише. Ты что! -- воскликнул я каким-то надсадным

шепотом.

Божив тотчас присмирел и оглянулся назад: на его кровати

спала Вика, и я почувствовал, как Боживу это было неуловимо

приятно, но долг перед мантрой, узелки слов которой он

смаковал, словно леденцы, заставил его опять отвернуться к окну

и зашептать, набирая обороты: Харе Кришна, Харе Кришна,

Кришна, Кришна, Харе, Харе ...

Но вдруг Юра остановился...

-- Все, -- сказал он, облегченно улыбнувшись, --

шестнадцать кругов!

Потом он включил настольную лампу, стоявшую на широком

подоконнике прямо возле него, и вспыхнувший свет из-под ее

искореженной, видимо от частных падений на пол, шляпки косыми

лучами будто обточил, заострил и без того исхудалое лицо друга.

Вряд ли на этом бледном лице сказывалась только лишь

пресловутая полуголодная студенческая жизнь, полная нервотрепок

и бессонниц, -- Юра подрабатывал дворником, и, в общей

сложности, со стипендией вместе, у него выходило, надо

полагать, рублей сто пятьдесят в месяц, да и родители не

забывали о сыне, поддерживали посылками.

Конечно же нервотрепки и бессонницы несомненно потрудились

над теперешним обликом Юры. Но эти, будто влизанные, крупные

скулы говорили еще и о другом.

-- Смотри, как ты похудел! -- сказал, не удержавшись, я,

тем самым подытожив свои размышления. -- Не ешь калорийную

пищу, дубина, бормочешь, будто старуха-колдовка... так и

какую-нибудь болезнь уговорить к себе в постояльцы недолго!

-- Ничего ты не понимаешь! -- определил Юра, всматриваясь

сквозь черное стекло окна в мутные переливы огоньков на улице.

-- Мне это все -- совершенно не трудно, а результаты...

результаты очевидны.

-- Да уж, это ты точно подтвердил, -- всполошился я.

Я вскочил со стула и, чтобы не шаркать по полу, не одев

тапочек, а прямо в носках, зашагал по комнате от окна до

кровати, где спала Вика, и обратно -- туда-сюда.

-- Что мечешься? -- спросил Юра. -- Улови, определи свои

мысли, вон как тебя размотало по сторонам, -- посоветовал он

озабоченно.

-- Это ты ничего не понимаешь! -- прошептал я,

остановившись у окна.

-- Ну что же, если ты так считаешь, то я готов тебя

выслушать, -- подчеркнул Юра убедительно.

-- Я понимаю, что переуверить сейчас, мгновенно, -- вряд

ли смогу. Но я знаю одно: не молчать, а говорить всегда нужно,

отрешенно, но участливо. Говорить нужно в любом случае, даже

если это абсолютно безнадежно, даже если тебя не

поймут,сиюминутно отвергнут или даже убьют!

Говорить -- все равно надо!

Хоть одно слово, да станет после, -- отправным,

поворотным. Ведь слова не канут куда-то, они, как подводные