и уже ощущал пластичную силу Космического Сознания. Но
совершая астральные полеты, осваивая мир тонкой энергетики,
стал страшиться тюрьмы еще упорнее... Осваивая просторы
космической свободы, я не хотел, чтобы мое земное тело
очутилось в камере, в каменистой или бетонной ячейке социальной
воли.
Позже я стал понимать: мне восторженно нравилось мое
существование в образах, человеко-ветреное парение мысли, и я
вовсе не хотел закрепощать свое, и без того отягощающее меня
земное тело еще более, нежели то предоставила мне природа моего
происхождения.
Я так редко пребывал на свободе...
Каждый раз, возвращаясь, я становился практически
неподвижным, и мне приходилось перемещаться в пространстве
планеты в объеме своего физического тела, а это и так мне
казалось нестерпимым огорчением заключения. И я не вынес бы еще
большего заточения! Именно поэтому я боялся тюрьмы...
Редкость простора напоминала о себе на узаконенной Земле,
и мне изредка, но удавалось в относительном подвижии тела
испытывать проблески астральной гармонии: бывало, заметив
благоприятный момент, я бежал осатанело по улице, искоса
озираясь по сторонам, не видит ли кто, и впадал в как можно
более разболтанную манеру поведения, если мне надоедало
общество поводырей.
И в одном, и в другом случае, или в каком еще-либо другом,
я отчаянно пытался как бы оттолкнуться, как бы сместить
жестокую неподвижность мира грубых форм относительно моего
сознания, затонувшего в телесной трясине.
Итак, я боялся тюрьмы в те тускнеющие сегодня времена
земной жизни.
... Но теперь я решительно уносил свое астральное тело в
пространстве тонкого мира, я направлял ход своего
энергетического воображения к тому самому месту, мимо которого
когда-то проходил осторожно, словно боялся, что чья-то корявая
злорадная сила подстерегает каждый мой шаг и неумолимо ждет,
может, отступится жертва: опустит не на то место ногу на
тротуаре или вдруг обернется на зов невежества, замешкается. Но
я проносил свое сердце мимо городского здания тюрьмы всегда
мягко и прислушиваясь к нему, проносил его точно спящего
ребенка, способного шевельнуться от пристального взгляда, и
отзывчиво проснуться в любой нестерпимый момент опасности, и
вскричать, выдать меня, обнаружить мой страх и обнажить для
нападения мою осознанно затаившуюся душу.
О, этот мир Земли! Люди Земли! Они даже не представляют
себе, насколько все едино, беспрекословно едино.
... Мир неощутимых, но всесильных равновесий, и не
где-нибудь там, в космосе, в какой-то малодоступной,
непроглядной стороне, а и у них, на видимой Земле. Ведь и в
самом деле, стоит сделать какое-нибудь, пусть даже крохотное
движение там, на планете, или даже просто слегка вообразить
здесь, в Астрале, взмыслить что-либо, и тут же где-то
обязательно что-то произойдет, изменится, и возможно,
основательно и бесповоротно.
Не зря была нужна точка опоры философу, чтобы перевернуть
Землю.
Где-то есть, дремлет до поры до времени и она, и как
знать, в чем заключается ее исходная, магическая сила
предопределенности! Возможно, кому-то всего лишь достаточно
шевельнуться чуть-чуть, переместить какой-нибудь предмет в
пространстве на неуловимое расстояние или подумать о ком-то,
осмыслить что-либо, и... Земля определенно перевернется! Или
даже растворится вовсе, перестанет существовать! Вот почему я и
в самом деле всякий раз, когда проходил мимо здания тюрьмы,
чувствительно боялся проделать неверный шаг, тот самый
единственный шаг, который способен был в одно жесткое мгновение
прочно бросить меня в еще большие социальные застенки, нежели
те, в которых я и так находился. Бросить, загнать мое земное
тело в обшарпанный тупик бетонной камеры...
Я снова сгустил астральный план до зеркального изображения
земного мира, попутные размышления остановились и отступили...
Сгусток моего воображения сосредоточенно завис неподалеку
от городской тюрьмы. Теперь я отрешенно рассматривал
энергетическую картинку многоэтажной темницы человеческих душ.
Я видел, как одни из них прозревали, задумываясь над жизнью,
другие метались всем своим земным телом, изламываясь по
камерам, и выискивали, ожидали лазейки свободы, а третьи
начинали