Х.А.Льоренте

История испанской инквизиции. Том I (Часть 2)

видеть ужасного зла инквизиционного суда.

II. Известно, что пытка с давнего времени не назначается инквизиторами,

так что теперь можно смотреть на нее как на фактически уничтоженную. Сам

прокурор был бы раздосадован, если бы ее назначили; если он требует ее, то в

этом случае он следует примеру своих предшественников. Во всяком случае, не

меньше жестокости в том, что заставляют ее бояться. Я видел, как марселец, о

котором я упоминал, затрепетал и задрожал, когда услышал от прокурора

требование пытки, так как марселец откровенно сознался на первом же допросе,

что принял религиозную систему натурализма и не верит в откровение ни

Моисеева закона, ни Евангелия.

III. Этот изъян происходит от другого злоупотребления. А именно: хотя

речь идет о требовании в обвинительном акте, этот акт, строго говоря, имеет

предметом допрос, и поэтому прокурор ставит это требование, не зная, должен

или не должен узник признать сущность обвинительных пунктов. Нелепый метод,

противный общей практике других судов, где начинают с допроса, чтобы

получить признание обвиняемого и, сличив его с результатом предварительного

следствия, составить обвинительный акт; обыкновенный суд следует таким

образом порядку, указанному разумом и естественной справедливостью.

IV. Когда в прежнее время инквизиторы находили, что обвиняемый не

сделал полного признания, они назначали пытку, и ни один последующий закон

не упразднил ее до нашего времени. Целью пытки было понуждение узника

признать все, что составляет содержание процесса. Я не буду останавливаться

на описании различных видов мучительства, которому подвергались обвиняемые

по приказу инквизиции. Эта задача уже выполнена с большой точностью

множеством историков. Я заявляю, что ни один из них не может быть обвинен в

преувеличении. Я прочел много процессов, от которых меня охватил и пронизал

ужас, - и в инквизиторах, прибегавших к этому средству, я могу видеть лишь

холодно жестоких людей. Я скажу только, что верховный совет часто был

принужден запрещать употребление пытки более одного раза в одном и том же

процессе; но это запрещение было почти бесполезно, потому что инквизиторы,

пользуясь самым отвратительным софизмом, начали тогда давать название

отсрочки прекращению пытки, которое диктовалось опасностью, угрожавшей жизни

жертв. Этот момент объявлялся врачом, присутствовавшим при мучительстве.

Если несчастный не умирал на своем ложе от последствий пытки (что случалось,

однако, очень часто), мучения возобновлялись, как только он начинал

несколько лучше себя чувствовать. На языке святого трибунала это была не

новая пытка, но просто продолжение первой. Историк не имеет нужды диктовать

приговор, который следует вынести такому образу действий.

V. Легко понять, насколько пытка была несправедлива, если мы примем во

внимание, что даже тогда, когда обвиняемый имел достаточно сил для

сопротивления боли и упорствовал в своем отрицании, он не получал от этого

никакого решительного выигрыша, так как судьи иногда придавали характер улик

показаниям. Подвергавшийся пытке рассматривался как недобросовестный еретик,

нераскаянный, и в качестве такового приговаривался к релаксации, будучи

предварительно объявлен изобличенным и упорным. Презумпция этого последнего

случая, соединенная с полууликой в ереси, приобретала вес полной улики. К

чему тогда служила пытка? Только к тому, чтобы заставить несчастных признать

все, в чем инквизиция имела нужду для их осуждения как изобличенных

собственным признанием.

VI. В самом деле, неоднократно замечали, что подвергающиеся пытке

делали ложные показания, чтобы положить конец своим мучениям, часто даже не

дожидаясь их начала. Это случалось особенно в процессах по обвинению в

магии, колдовстве, волшебстве, чародействе или в договорах с дьяволом. В

этих случаях в большинстве женщины, но и много мужчин заявляли о таких

вещах, которым никто, одаренный здравым смыслом, не может и не должен

верить, особенно с тех пор, как время и опыт так просветили людей на этот

счет, что даже простой народ отрицает теперь существование подобных химер.

Такое настроение повело к исчезновению мошенников, которые извлекали выгоду

из этих обманов, так что они встречаются очень редко и почти никого не

одурачивают ввиду неизбежного почти общего неверия, к которому пришли люди в