Венеции и Италии по
отношению к св. Игнатию, его ученик, подобно учителю, потребовал бы суда, и
его невиновность была бы признана. Но тайные формы инквизиционного
судопроизводства наносят чести обвиняемых тем более опасные удары, что
пребывание в тюрьме святой инквизиции порождает на их счет предубеждения,
которые ничто впоследствии не может уничтожить. Если бы испанские
инквизиторы, получая добровольные признания еретиков, принимали жалобы
подсудимых, требующих суда, как в других трибуналах, где путь состязаний
открыт для обвиняемых, мы бы увидели, что св. Франсиско, сильный в чистоте
помышлений и уверенный в своей невиновности, просил бы публичного суда и
требовал бы, чтобы было законно установлено то, в чем его обвиняли.
XVIII. Но инквизиция - не трибунал, от которого можно ожидать подобной
гарантии. Требование Борхи не было бы принято, и в стенах своей тюрьмы он не
узнал бы ответа на свою просьбу. В то время как в первом случае судебная
власть собирает через следователей факты для разъяснения дела, во втором
случае инквизиторы ведут процесс так таинственно, что они, по-видимому,
менее заняты установлением истинности фактов, чем подтверждением молвы и
сплетен, господствующих среди мирян. Дело идет согласно инквизиционному
формуляру. Этот метод наиболее пригоден для осуждения никогда не
существовавших преступлений и наименее благоприятствует свидетелям,
показывающим в пользу обвиняемого. Если в результате тайного осведомления
подозрение в ереси подтверждается, обвиняемый, требовавший суда, вместо
всякого ответа заключается в секретную тюрьму, так как судьи не могут
освободиться от точного исполнения указов. Несчастная страна, где даже
святые, узнав о дифамации, которая висит над их головой, и убежденные, что
незапятнанная репутация необходима для воздействия их примеров и их учения,
не могут, однако, обезоружить клевету перед судьями, не прослыв еретиками и
не претерпев всех ужасов тюрьмы, где неизвестность будущего еще более
усиливает страдания.
XIX. Блаженный Хуан де Рибера, патриарх Антиохийский, также был обвинен
перед инквизицией Валенсии, когда он занимал архиепископскую кафедру этого
города. Говоря по правде, к нему не применили никаких ограничений; с ним
хорошо обходились инквизиторы. Но это не является доказательством в пользу
трибунала, одно существование коего уже опасно, и эта опасность становится
более или менее грозной, в зависимости от важности, придаваемой доносам,
которые закон инквизиции позволяет толковать с наибольшей суровостью.
XX. Хуан де Рибера был внебрачным сыном дона Педро Афан де Рибера,
герцога д'Алькалы, маркиза Тарифы, графа Молареса, губернатора Андалусии,
вице-короля Каталонии и Неаполя. В 1568 году он перешел с епископства
Бадахоса на архиепископство Валенсии. Его жизнь была совершенно безупречна;
удивлялись его безмерному милосердию и мужественному усердию в поддержке
дисциплины духовенства; это возбудило ненависть плохих священников и
грешников, распутство которых он старался пресечь. Они объединились и
составили план погубить во что бы то ни стало его честь и хорошую репутацию,
которою он пользовался.
XXI. Декретом от 31 марта 1570 года Филипп II поручил ему ревизию
университета Валенсии и преобразование некоторых частей его внутреннего
распорядка {Дон Франсиско де Орти. Записки университета Валенсии. Гл. 8.
Здесь помещен текст данного ему поручения.}. Архиепископ приступил к работе,
но так не угодил некоторым докторам, что они составили против него заговор.
Они набрали лжесвидетельства и искусно распространили их в городе и даже во
всей Испании. Не довольствуясь попреками в происхождении, они расклеивали на
улицах и публичных площадях сатирические и оскорбительные плакаты в течение
целого года. Они сочинили позорящие пасквили и опубликовали брошюры с
выборками из Священного Писания, применив их самым ехидным образом. Дело
зашло так далеко, что один монах из их клики, проповедуя в одной из церквей
Валенсии, молился от имени народа об обращении архиепископа и просил для
него у Бога благодати озарения верою, чтобы он мог избежать вечного
осуждения за публично совершенные грехи. Монах называл один грех за другим с
неизменной старательностью и злостностью. Чтобы не упустить ничего, что
могло бы опозорить