процесса так и не состоялось. Исторический опыт
был еще мал и узок, географический кругозор ничтожен,
мистический разум не был подготовлен к постижению внутренних
закономерностей метаистории и неимоверной сложности Шаданакара.
Но явлению Розы Мира предшествовала эра гегемонии науки, в
самых корнях потрясшая представление о вселенной, о народах,
культурах и их судьбе. Предшествовало ей и другое: эпоха
коренных сдвигов и сбросов социальных, эпоха революций и
планетарных войн. Оба ряда явлений взрыхлили психологические
пласты, столько веков пребывавшие в неподвижности. В почву,
взрытую железными зубьями исторических катастроф, падают семена
метаисторического откровения. И приоткрывается духовному взору
весь планетарный космос как непрерывно меняющаяся система
разнозначных миров, бурно несущаяся к ослепительной цели,
одухотворяющаяся и преображающаяся от века к веку, ото дня ко
дню. Начинают сквозить ряды предстоящих эпох, каждая - во всем
своем неповторимом своеобразии, в переплетении борющихся в ней
метаисторических начал. Стремление Розы Мира - в том, чтобы
стать восприемницей, умножательницей и толковательницей этого
познания. Соборный мистический разум живущего человечества, она
будет осмыслять исторический процесс в его прошлом, настоящем и
будущем, чтобы вступить в творческое руководство им. Если и
можно будет говорить о каких-либо догматах в ее учении, то это
догматика глубоко динамичная, многоаспектная, способная к
дальнейшему обогащению и развитию, к длительному
совершенствованию.
Отсюда вытекает и еще одно, четвертое, отличие Розы Мира:
перспектива последовательных, стоящих перед нею
духовно-исторических задач, вполне конкретных и принципиально
осуществимых. Перечислю еще раз ближайшие из них: объединение
земного шара в Федерацию государств с этической контролирующей
инстанцией над нею, распространение материального достатка и
высокого культурного уровня на население всех стран, воспитание
поколений облагороженного образа, воссоединение христианских
церквей и свободная уния со всеми религиями светлой
направленности, превращение планеты - в сад, а государств - в
братство. Но это - задачи лишь первой очереди. Их осуществление
откроет путь к разрешению задач еще более высоких: к
одухотворению природы.
Итак: интеррелигиозность, универсальность социальных
стремлений и их конкретность, динамичность воззрений и
последовательность всемирно-исторических задач - вот черты,
отличающие Розу Мира от всех религий и церквей прошлого.
Бескровность ее дорог, безболезненность ее реформ, доброта и
ласка в отношении к людям, волны душевного тепла,
распространяемые вокруг, - вот черты, отличающие ее от всех
политико-социальных движений прошлого и настоящего.
Ясно, что сущность государства, равно как и этический
облик общества, не может быть преобразована в мгновение ока.
Сразу же полный отказ от принуждения - утопия. Но этот элемент
будет убывать во времени и в общественном пространстве. Всякая
дисциплина слагается из элементов принуждения и сознательности,
и от соотношения между собою этих двух элементов зависит тот
или иной род дисциплины. Наибольшим процентом принуждения и
почти полным отсутствием сознательности обладает дисциплина
рабовладельческих хозяйств, тюрем и концентрационных лагерей.
Немного больше процент сознательности в воинской муштре. И
дальше, по мере ослабления в дисциплинарных системах элемента
принуждения, возрастает и заменяет его собой категорический
императив внутренней самодисциплины. На воспитании именно этого
импульса построится вся новая педагогика. О ее принципах и
методах, как и о методах перевоспитания и возрождения
преступников, речь пойдет еще не скоро - в одной из последних
глав. Но ясно, думается, уже и теперь, что стимул внешнего
принуждения быстрее всего будет отмирать во внутренних
концентрических кругах Розы Мира: ибо именно людьми, целиком
спаявшими свою жизнь с ее задачами и с ее этикой и уже не
нуждающимися во внешнем принуждении, наполнятся эти внутренние
круги. Именно такие люди будут являться ее совестью, и кем же,
как не ими, должны быть заняты кресла Верховного Собора?
Да и можно ли переоценить воспитательное значение таких
общественных устройств,