Даниил Андреев

Роза Мира (Часть 1)

процесса так и не состоялось. Исторический опыт

был еще мал и узок, географический кругозор ничтожен,

мистический разум не был подготовлен к постижению внутренних

закономерностей метаистории и неимоверной сложности Шаданакара.

Но явлению Розы Мира предшествовала эра гегемонии науки, в

самых корнях потрясшая представление о вселенной, о народах,

культурах и их судьбе. Предшествовало ей и другое: эпоха

коренных сдвигов и сбросов социальных, эпоха революций и

планетарных войн. Оба ряда явлений взрыхлили психологические

пласты, столько веков пребывавшие в неподвижности. В почву,

взрытую железными зубьями исторических катастроф, падают семена

метаисторического откровения. И приоткрывается духовному взору

весь планетарный космос как непрерывно меняющаяся система

разнозначных миров, бурно несущаяся к ослепительной цели,

одухотворяющаяся и преображающаяся от века к веку, ото дня ко

дню. Начинают сквозить ряды предстоящих эпох, каждая - во всем

своем неповторимом своеобразии, в переплетении борющихся в ней

метаисторических начал. Стремление Розы Мира - в том, чтобы

стать восприемницей, умножательницей и толковательницей этого

познания. Соборный мистический разум живущего человечества, она

будет осмыслять исторический процесс в его прошлом, настоящем и

будущем, чтобы вступить в творческое руководство им. Если и

можно будет говорить о каких-либо догматах в ее учении, то это

догматика глубоко динамичная, многоаспектная, способная к

дальнейшему обогащению и развитию, к длительному

совершенствованию.

Отсюда вытекает и еще одно, четвертое, отличие Розы Мира:

перспектива последовательных, стоящих перед нею

духовно-исторических задач, вполне конкретных и принципиально

осуществимых. Перечислю еще раз ближайшие из них: объединение

земного шара в Федерацию государств с этической контролирующей

инстанцией над нею, распространение материального достатка и

высокого культурного уровня на население всех стран, воспитание

поколений облагороженного образа, воссоединение христианских

церквей и свободная уния со всеми религиями светлой

направленности, превращение планеты - в сад, а государств - в

братство. Но это - задачи лишь первой очереди. Их осуществление

откроет путь к разрешению задач еще более высоких: к

одухотворению природы.

Итак: интеррелигиозность, универсальность социальных

стремлений и их конкретность, динамичность воззрений и

последовательность всемирно-исторических задач - вот черты,

отличающие Розу Мира от всех религий и церквей прошлого.

Бескровность ее дорог, безболезненность ее реформ, доброта и

ласка в отношении к людям, волны душевного тепла,

распространяемые вокруг, - вот черты, отличающие ее от всех

политико-социальных движений прошлого и настоящего.

Ясно, что сущность государства, равно как и этический

облик общества, не может быть преобразована в мгновение ока.

Сразу же полный отказ от принуждения - утопия. Но этот элемент

будет убывать во времени и в общественном пространстве. Всякая

дисциплина слагается из элементов принуждения и сознательности,

и от соотношения между собою этих двух элементов зависит тот

или иной род дисциплины. Наибольшим процентом принуждения и

почти полным отсутствием сознательности обладает дисциплина

рабовладельческих хозяйств, тюрем и концентрационных лагерей.

Немного больше процент сознательности в воинской муштре. И

дальше, по мере ослабления в дисциплинарных системах элемента

принуждения, возрастает и заменяет его собой категорический

императив внутренней самодисциплины. На воспитании именно этого

импульса построится вся новая педагогика. О ее принципах и

методах, как и о методах перевоспитания и возрождения

преступников, речь пойдет еще не скоро - в одной из последних

глав. Но ясно, думается, уже и теперь, что стимул внешнего

принуждения быстрее всего будет отмирать во внутренних

концентрических кругах Розы Мира: ибо именно людьми, целиком

спаявшими свою жизнь с ее задачами и с ее этикой и уже не

нуждающимися во внешнем принуждении, наполнятся эти внутренние

круги. Именно такие люди будут являться ее совестью, и кем же,

как не ими, должны быть заняты кресла Верховного Собора?

Да и можно ли переоценить воспитательное значение таких

общественных устройств,