того, кто попал сюда,
жертвою волгры и он не очнется в следующем из миров нисходящего
ряда, рано или поздно ему суждена трансформа, поднимающая
вверх. Кончающий свое искупление постепенно меняется телесно.
Он увеличивается ростом, у него начинают снова проступать черты
лица, напоминающие черты, которыми он обладают прежде, и волгры
не дерзают подступать к нему. Самая трансформа происходит с
помощью братьев из Небесной России: спустившись в Агр, они
окружают окончившего искус. Присутствовать при этом событии из
числа гномов могут лишь те, кто скоро будет поднят отсюда таким
же образом. Но пока они смотрят на совершающееся со стороны, им
кажется, будто братья синклита поднимают освобождаемого на
своих крыльях или на складках светящихся покрывал. Волгры,
охваченные мистическим трепетом и страхом, смотрят на это
событие издали, но не в состоянии понять ничего.
Лестница восхождения не закрыта ни перед одной
демонической монадой, даже перед волграми. Но для подобного
обращения требуется столь острая ясность сознания, какая не
встречается здесь почти никогда.
Иногда встречается здесь совсем иное: местами ландшафт
разнообразится светящимися пятнами, похожими на огромные
гнилушки. Что-то от трупной зелени есть в них... Это в Агр
просвечивает другой слой, расположенный ниже: Буствич. Там все
гниет, но никогда не сгнивает до конца; в состоянии, сочетающем
гниение заживо с духовной летаргией, и заключается мука
Буствича. В Буствиче развязывают узлы своей кармы те, чья душа,
отяжеленная тяготением к ничем не озаренному плотскому, не
выработала за свою жизнь на земле никакого противовеса. Здесь
пленника гложет удручающее отвращение к самому себе, потому что
эфирное тело его превратилось в подобие кала. Ибо, как это ни
страшно и ни омерзительно, но Буствич, в сущности, не что иное,
как нечистоты волгр.
К душевным мукам здесь начинает присоединяться и телесная:
способность пленников к движению крайне ограничена, как и их
способность к самозащите. А самозащита насущно необходима
любому из них, ибо рядом с ними здесь обитают, между двумя
воплощениями в одном из демонических стихиальных миров,
облаченные в темноэфирные тела души мелких человекоподобных
демонов: здесь они имеют вид человеко-червей, а размерами
напоминают кошку. Заживо, медленно, понемногу пожирают они в
Буствиче тех, кто когда-то были людьми в Энрофе.
В очередном двойнике Инженерного замка (такой есть и в
Буствиче) находился в то время, то есть в 1949 году, император
Павел I. Он миновал уже цикл мучений в слоях более глубоких и
теперь был медленно поднимаем в Друккарг - шрастр российского
античеловечества. Суровость постигшего его несчастья поразила
меня. Но мне было объяснено, что, если бы часть груза не была
снята с него мукой его умерщвления в ночь на 12 марта и вместо
этого он продолжал бы тиранствовать вплоть до своей
естественной кончины - груз содеянного повлек бы его еще
глубже, вниз, пока не был бы достигнут Пропулк - одно из самых
ужасающих страдалищ.
За Буствичем следует чистилище, носящее имя Рафаг: здесь
изживаются кармические следствия предательств и корыстной
преданности тираниям. Рафаг - мука непрерывного самоистощения,
нечто, на что могут намекнуть такие явления нашего слоя, как
страдания холеры. Это последний слой, ландшафт которого хотя бы
отдаленно напоминает наши города; убежищ, маячивших в Буствиче
и Агре, здесь, однако, уже нет. Покров соборных молитв
человечества не распространяется до Рафага: глубже могут
досягать лишь силы синклитов и высших иерархий Шаданакара.
Над тремя последними, нижними чистилищами, господствуют
ангелы мрака.
Первый из этих слоев - Шим-биг - являет собой медленный
поток, движущийся по невыразимо мрачному миру, заключенному под
высокий свод. Трудно понять, откуда исходит полусвет,
мертвенный и бесцветный. Мельчайший дождь сеется на поток,
вскипая на его поверхности маленькими пузырями. И уже не одежда
мучающихся здесь душ, но сами души в их деградировавших эфирных
телах похожи на дымно-бурые клочья. Они мечутся взад и вперед,
цепляясь за что попало, лишь бы не пасть в поток. Их томит не
только ужас: еще большее мучение заключается в чувстве стыда,
нигде не достигающем такой силы, как в Шим-биге, и жгучая тоска
по настоящему телу,