тончайшим иноматериальным покровом, созданным
для себя бессмертной монадой, обладают все существа, включая
инфузорию: без шельта невозможно никакое материальное
существование, как без монады невозможно никакое существование
вообще. Но монады животных находятся в одном из миров Высокого
Долженствования - в Каэрмисе, души же совершают длительные пути
по восходящей спирали сквозь особую сакуалу, состоящую из
нескольких слоев. Они воплощаются здесь, в Энрофе, но
нисходящего посмертия у многих из них нет. Закон кармы довлеет
и над ними, но для них он другой; развязывание узлов происходит
только в Энрофе, на путях бесчисленных инкарнаций в пределах
класса, с чрезвычайною медленностью.
По начальному замыслу Провиденциальных сил, Энроф был
предназначен именно для животного царства, то есть для
множества монад, сходивших своими шельтами сюда для того, чтобы
приступить к великому творческому деянию: просветлению
материальности трехмерного слоя. Вмешательство Гагтунгра
исказило этот замысел, усложнило пути, изуродовало судьбы,
ужасающим образом растянуло сроки. Достигнуто это было главным
образом тем, что с самого начала органической жизни в Энрофе
она была подчинена закону взаимопожирания.
Почему так очаровательны, так милы детеныши почти всех
животных? Почему, не говоря уже о волчатах и львятах, даже
поросята и маленькие гиены не вызывают в нас ничего, кроме
доброго и трогательного чувства? Потому что проявление
демонического начала в животном начинается лишь с той минуты,
когда ему приходится вступить в борьбу за жизнь, то есть
подпасть закону взаимопожирания. Маленькие звереныши Энрофа
напоминают те образы зверей, которыми они обладали в смежном
мире, откуда впервые попадали в Энроф. Даже змеи в том слое
были прелестными существами, веселыми, очень резвыми. Они
танцевали, славя Бога. И еще прекраснее, разумнее и мудрее они
должны были бы стать в Энрофе, если бы не Гагтунгр.
Его деятельность провела между двумя половинами животного
царства резкую черту. Одну половину ему удалось демонизировать
очень сильно, поставив духовному развитию этих животных крайне
низкий потолок тем, что они могли существовать не иначе, как за
счет своих собратьев. Вообще, хищное начало демонично по своей
природе, и в каком бы существе мы его ни встретили, это значит,
что демонические силы уже основательно поработали над ним.
Другая половина животного царства была предназначена в жертву
первой. Хищное начало не было в нее заброшено, эти виды
ограничились растительною пищей, но прозябание в условиях почти
непрерывного бегства или прятания от опасностей страшно
затормозило их умственное развитие.
Цель просветления трехмерной материальности продолжала
стоять перед Провиденциальными силами. Так как животное царство
оказалось к этому неспособным, по крайней мере на обозримый
вперед отрезок времени, были созданы предпосылки к тому, чтобы
из него выделился один вид, могущий скорее и успешнее
справиться с этой задачей. Выделение этого вида имело характер
стремительного рывка вперед. При этом тот родительский вид, от
которого отделился новый, прогрессирующий, послужил ему как бы
трамплином для прыжка. И чем стремительнее был рывок вперед
человеческого рода, тем дальше откатился назад родительский
вид, служивший трамплином. Позднее этот вид сформировался в
отряд обезьян - трагический образец регресса. Таким образом,
наш скачок от зверя к человеку был оплачен остановкой развития
бесчисленного множества других существ.
Животные демонизированы тем сильнее, чем более они хищны.
Конечно, эта демонизация ограничивается их шельтами и более
плотными материальными облачениями: монаду она затронуть не
может. Но демонизация шельта может достигать ужасающих степеней
и вызывать страшнейшие последствия. Достаточно вспомнить то,
что произошло со многими видами из класса пресмыкающихся.
Мезозойская эра ознаменовалась тем, что этот класс, достигший к
тому времени гигантских форм, был рассечен пополам: одна
половина, оставшаяся травоядной, получила в дальнейшем
возможность развития в других слоях, и теперь имеется некий
материальный мир, называемый Жимейрой, где прошедшие через
бесчисленные инкарнации бронтозавры и игуанодоны обитают в виде
вполне разумных, добрых и необыкновенно