Даниил Андреев

Роза Мира (Часть 2)

даже великий раскол, что рассек единое тело христианской

церкви на восточную и западную половины; но при этом оба

толкования исходили из общего постулата: из неоспоренного

почему-то никем положения, будто здесь Иисус подразумевает под

духом-утешителем именно третью ипостась. Но ведь в этих словах

нет и тени указания на то, что утешитель, которого пошлет

Воскресший Спаситель, есть третья ипостась и вообще ипостась.

Нет здесь указания и на то, что под выражениями 'дух утешитель'

и 'Бог Святой Дух' следует понимать одно и то же. Разве не

естественнее и не последовательнее, не понятнее со всех точек

зрения совсем другое решение: именно, решение в том смысле, что

Бог Святой Дух именно и есть Бог-Отец, ибо Бог-Отец не может

быть кем-либо иным, как Святым и Духом.

Опять-таки, я касаюсь здесь таких корней великого учения,

противопоставляю одинокий голос такому могучему, необозримому

хору, звучащему столько веков, что не может быть сомнения в

характере отзывов на него, даже если он будет кем-либо услышан.

Я даже понимаю, что в глазах некоторых окажусь повинен в

великом духовном преступлении и мне будет приписан единственный

непрощаемый (по Евангелию) грех: хула на Святого Духа. Заявляю

торжественно: поклоняюсь Святому Духу, чту Его и молюсь Ему с

таким же благоговением, как другие христиане; и не могу видеть

не только хулы на Него, но ни малейшего принижения Его образа в

той идее, что Он есть Бог-Отец и что Бог-Отец есть Бог Святой

Дух, - что это два именования одного и того же - первого - лица

Пресвятой Троицы.

И подчеркиваю, что высказываю здесь свое личное мнение, ни

на что не претендующее. Правда, мнение это представляется мне

выводом, к которому со временем должны будут прийти многие и

многие. Подтверждено оно было и той высшей инстанцией, которая

остается для меня единственным решающим авторитетом. Но я

считаю, что никто не уполномочен настаивать на единственной и

абсолютной правильности этой идеи, на ее догматической

обязательности. Законной, общеочевидной инстанцией, полномочной

разрешить такой вопрос, мог бы быть Восьмой Вселенский собор,

где представители всех ныне существующих христианских

вероисповеданий и Роза Мира подвергли бы обсуждению этот тезис,

равно как и тезис об абсолютной истинности и неотменимости

постановлений вселенских соборов вообще, и, быть может,

пересмотрели бы некоторые пункты ортодоксальной догматики. Пока

же этого не свершилось, никто в Розе Мира не может утверждать

полную ошибочность старого догмата: можно только веровать так,

как подсказывает совесть и собственный духовный опыт, и

работать для воссоединения церквей, для разрешения всех

недоумений.

Однако высказанная здесь идея открывает путь к решению

другой, не менее кардинальной проблемы.

Известно, что от гностиков до христианских мыслителей

начала XX века в христианстве жило смутное, но горячее,

настойчивое чувство Мирового Женственного Начала, - чувство,

что Начало это есть не иллюзия, не перенесение человеческих

категорий на план космический, но высшая духовная реальность.

Церковь намеревалась, очевидно, дать выход этому чувству,

освятив своим авторитетом культ Богоматери на Востоке, культ

Мадонны - на Западе. Действительно, перед благоговейным

почитанием Материнского Начала - почитанием, иррационально

врожденным народной массе, - возник конкретный образ, к

которому оно и устремилось. Но то мистическое чувство, о

котором я говорю, - чувство Вечной Женственности как начала

космического, божественного, - осталось неудовлетворенным.

Ранняя и непререкаемая догматизация учения об ипостасях

поставила носителей этого чувства в своеобразное положение:

дабы не отпасть в ересь, они принуждены были обходить коренной

вопрос, не договаривать до конца, иногда отождествлять Мировую

Женственность со Вселенской Церковью или же, наконец, совершать

отвлечение одного из атрибутов Божества - Его Премудрости - и

персонифицировать это отвлечение, наименовав его Святой Софией.

Высшие церковные инстанции избегали высказываться по этому

вопросу сколько-нибудь определенно, и это не может быть

поставлено им в вину, ибо идея Мировой Женственности не может

не перерастать в идею Женственного аспекта Божества, а это,