Трудно ли за этими тенями, этими ратями и
ордами, мечущимися по степным просторам Поволжья, Дона и
Днепра, разглядеть тех, от кого эти тени отбрасываются:
ожесточенных эгрегоров степных племен, вечно бурлящих, вечно
клокочущих, неспособных к отвердению в устойчивые, творческие
организмы истории? - Этот вид враждебной деятельности
противобога разрастется в далеком будущем, ставя под угрозу
существование страны, в годину татарского, польского,
французского, германского нашествий. Деяния же Велги примут
форму общенародных внутренних потрясений Великой Смуты и
Великой Революции.
Вопреки неблагоприятным метаисторическим условиям, Яросвет
совершает в XI-XII веках попытки проявить свой юный гений.
Демиург Византии сперва еще руководит им; следствием этого в
исторической действительности делается то, что на языке
историков именуется 'византийским влиянием' или 'византийской
традицией'. А так как всякое творчество в русле какой-либо
традиции требует меньше смелости и духовной зоркости, то
деятелей традиции всегда оказывается больше, чем новаторов.
Главное же, в эту эпоху воздействие и самого Яросвета
становилось таким, что его трудно отличить от воздействий
христианского Трансмифа, ибо реальности этого Трансмифа он
приобщился сам. Приобщился сам - но не замкнулся в нем;
сторона, ранее высказывавшаяся в русской дохристианской
культуре, оставалась этим Трансмифом не охваченной и продолжала
жить - хотя и не такой уже интенсивной жизнью.
Мощно вливался в сознание народа христианский миф, чаруя и
привлекая сердца образами Вседержителя, Пречистой Девы и
святых, некогда восходивших на высоты праведности из темных
недр еврейства и Византии. От святынь Иерусалима и Афона, от
купцов Царьграда устремлялись белые лучи, согревая душу и
приобщая ее к радости православного творчества: иноческому
деланию, подражанию житиям угодников, восхищению в области
духа, смирению, храмостроительству, посту. И оттуда же
доносились неустанные предупреждения, трепет ужаса перед мирами
Возмездия, тем более устрашающими, что никакими чистилищами
тяжесть загробного воздаяния в Византийской метакультуре не
была смягчена.
В дальние углы культуры, в народные низы, к смердам,
отодвинулось древнее славянское миропонимание. Но великие леса
надежно хранили в своей глубине связь человеческого существа со
стихиалями; и волхвования кудесников, игрища во славу
творческих сил, чары колдунов, обряды, связующие человека с
незримыми обитателями и хозяевами Природы, длили свое
существование. Требовательный аскетизм никогда во всемирной
истории не смог стать руководящим принципом для масс; не
случилось этого и здесь. Жизнь предъявляла все те же
требования: продолжение рода, оберегание семьи, защита страны
от натиска степных кочевников. Сколько бы ни молились иноки по
монастырям, эти молитвы не освобождали людских множеств от
воинского долга, от повседневного труда, от гибельных
половецких набегов и от радостей страстной, полнокровной жизни,
вознаграждающих за все. Так были заложены основы двоеверия, не
исчезавшего в России вплоть до XX века.
Первым, дошедшим до нас, памятником инспирации иерархий
сверхнарода остается 'Слово о полку Игореве' - произведение,
никак не связанное с византийской традицией и вообще с
трансмифом христианства. В чуждых аскетизму и смирению,
мужественных интонациях поэмы, похожих на ясный и чистый
булатный звон, в отсветах внехристианских верований,
вспыхивающих то здесь, то там на ее суровом горизонте, даже в
самой тематике этого памятника - в вооруженной борьбе с
национальным врагом - обнаруживается непосредственное
вдохновляющее вторжение в волю творца сил Яросвета. Легкое и
прозрачное, как фата, веяние Навны одевает высокорыцарственное
существо поэмы тонкою музыкальностью, поднимаясь до щемящей
силы в плаче Ярославны на городской стене.
Этою поэмой инспирации отлились в высокохудожественные
образы. Из того, что эти образы оказались жизненными, мы должны
заключить, что сама реальная жизнь давала для них материал, что
те же инспирации проявлялись, следовательно, в отношениях,
психологии, повседневном укладе народных масс. В лице автора
'Слова' под низливающийся