Даниил Андреев

Роза мира (Часть 3)

жизни и творчества для

умножающегося сверхнарода. Но когда этот процесс естественного

расширения перерастает в процесс сверхгосударственного

распухания, пределом которого мыслятся только границы планетной

сферы, - уицраор становится мучителем народа и рабом своего

сатанинского ядра. Говоря еще прямее, становится абсолютно

послушным орудием Великого Мучителя, пытавшегося уже несколько

раз во всемирной истории создавать темноэфирный организм,

который охватывал бы весь известный тогда земной Энроф ради

приближения того дня, когда универсальная тирания создаст

предпосылки для появления антихриста. Такими попытками, или,

лучше сказать, репетициями, были и Римская империя, и империя

Тимура, и папская иерократия, и та империя Филиппа II, в

которой 'не заходило солнце', и мировые колониальные державы

современности.

Естественно, что и в тех случаях, когда уицраор в

отношениях к своему собственному народу перестает

ограничиваться той долей насилия, без которой невозможно

существование никакого государства вообще, и, терзаясь

неутолимой алчностью и жгучим желанием абсолютной власти,

превращает свое государство в сплошную систему щупалец,

всасывающих шавва в бездонное инфрафизическое чрево, - все это

оказывается лишь другою стороной его деятельности как орудия

Великого Мучителя.

Вампирическая структура, унаследованная от Гагтунгра,

придает распухающей плоти уицраора характер упыря,

бесчисленными присосками впившегося в народное тело, в его

эфирную и астральную ткань. Жругр существует лишь постольку,

поскольку ему удается всасывать шавва, то есть излучения людей,

связанные с государственным комплексом их психики. Но, поглощая

эту шавва, он нуждается в ее постоянном восстановлении и

умножении. Прежде всего ему нужно, чтобы возрастало число

единиц, составляющих народ, а затем, чтобы психика этих единиц

выделяла наибольшее количество не каких-либо других излучений,

а именно излучений государственного комплекса. Интересно, что в

некоторые исторические эпохи забота уицраоров об умножении

народонаселения страны находит отражение даже в системах

законодательства, впрочем, и в другие эпохи эти Молохи

великодержавия парадоксальным образом способствуют

количественному росту сверхнарода. Вторая же цель - умножение

таких человеческих единиц, которые наиболее способны к

излучению шавва, - достигается множеством разнообразных,

меняющихся от эпохи к эпохе средств воспитания, лучше сказать,

душевного калечения, от муштры в казармах до воинственных

проповедей в церквах и до вдалбливания в умы детей

великодержавного идеала. Но все это - видимое каждому из нас. А

невидимое заключается в том, о чем я уже говорил в книге об

инфрафизике Шаданакара: во всасывании уицраором некоторых

человеческих душ, точнее - астралов во время их физического сна

и вбрасывании их в лоно кароссы. Пробуждение застает таких

людей уже с наличием в их психике некоторых перемен: несколько

ночей спустя акт повторяется, потом еще и еще, пока жертва не

превратится в пламенного сторонника и бессознательного раба

великодержавной идеологии. Разумеется, объект всегда воображает

при этом, что дошел до нового credo путем беспристрастного и

свободного размышления.

Механизму продолжения рода уицраоров, как я уже говорил,

мы не нашли бы никаких, даже отдаленных аналогий, в мире

человеческом. Процесс этот напоминает скорее процесс

почкования, причем ничто, аналогичное стороннему

оплодотворению, здесь не имеет места.

Как только порождение уицраора отделяется от родительского

существа, оно становится для уицраора не столько детищем,

сколько быстро возрастающим соперником и потенциальным

отцеубийцей. Поэтому всякий уицраор стремится к пожиранию своих

порождений. Извечное стремление всякой державной

государственности к уничтожению ядер государственности новой,

возникающей в стихийности всех тех движений, которые стремятся

к смене существующего народоустройства другим, - в сущности не

что иное, как отражение в историческом зеркале этих гнусных

сцен, разыгрывающихся на изнанке мира.

Я был бы понят совершенно превратно, если бы кто-нибудь

заключил из моих слов, будто дремлющая в человеческом существе

тенденция