Даниил Андреев

Роза мира (Часть 3)

- единственную в своем роде. Ее хроники озарены

фантастическими отсветами массовых видений, сверхъестественных

вмешательств, демонических вторжений. Если метаисторическое

созерцание подготовило нас к пониманию таких свидетельств, как

выражения массового душевного опыта сверхнарода, мы станем

вчитываться в эти исторические события как в шифр, которым

написана мрачная поэма всеобщего столкновения иерархий в начале

XVII столетия.

КНИГА VIII. К МЕТАИСТОРИИ ЦАРСТВА МОСКОВСКОГО

ГЛАВА 1. СМЕНА УИЦРАОРОВ

Демиург сверхнарода снимает свое благословение с демона

государственности, когда деятельность последнего начинает

диктоваться только его черным ядром. В этот же момент в

историческом слое лишается демиургической инвольтации и

человекоорудие уицраора.

Это - формула. Но формула, в которой все понятия

антропоморфизированы, дабы сделать их соизмеримыми с нашими

способностями разумения. Так придется делать и впредь. Я не

знаю других способов сделать мою тему удобоизлагаемой.

Итак, утрата царем способности к восприятию (или права на

восприятие) демиургической инвольтации, превращение его целиком

в орудие инфрафизической тирании - вот смысл Александровской

слободы, то есть того периода в царствовании Грозного, за

которым это прозвание закреплено.

Своеобразие подобных метаисторических и исторических

положений заключается в том, что подчинение черному ядру всегда

и неизбежно приводит уицраора и его человекоорудие к

одновременному столкновению с обоими, взаимно противоположными

началами: со светлою диадой сверхнарода и с Дингрою, с одной

стороны, с Велгою - с другой. Ибо внутренние силы антикосмоса

раздираемы борьбой и противоречиями: его устойчивое равновесие

- лишь цель, которую ставит перед собой Гагтунгр, цель, которая

могла бы быть осуществлена лишь универсальною тиранией.

Но тирания имеет свою неукоснительную логику. Дробясь в

исторической действительности на множество проводников, на

тысячи человеческих личностей, с их сложной душевной

структурой, тираническая тенденция теряет свою монолитность.

Проводники сами вырываются из-под контроля центра, сами

начинают терзать тело государства. Было бы наивно думать, будто

бы деятельность Грозного приняла формы, опасные для самого

государства, лишь в силу случайностей. Такие формы принимает

любая тирания; больше того: именно они являются ее признаками.

Мы можем проследить этот процесс как во властвовании Калигулы,

Нерона или Домициана, так и в эпоху Людовика XI во Франции, при

Чингиз-хане на Востоке, при Ауренгзебе в Индии, при Гитлере в

Германии и т. д.

Вместо укрепления государственного начала, опричнина

внесла в общенародную жизнь только смуту, ужас и смятение. И

если в произволе, в садистической жестокости, в анархической

разнузданности антисоциальных страстей правящего меньшинства

вообще проявляется воздействие Велги, то где же искать нам

более яркого проявления этих сил, как не именно в опричнине?

Уже никакими деяниями, даже отменой опричнины, поправить

это дело Грозный не мог: это был уже не человек, но заживо

распадающееся душевное существо, не способное к движению по

прямой ни в каком направлении. И когда, наконец, он в

бессмысленном бешенстве умертвил наследника престола, от него и

от его деградирующего рода отступился и демон

государственности. Неудивительно, что последние годы

царствования Грозного являют собой сплошную цепь неудач.

Стало ли ясно демоническому сознанию Жругра, столь от нас

далекому, что исторический вариант его собственной тиранической

тенденции грозит ему возможностью утерять даже то, что он уже

приобрел? Но уицраор может временно отступить; изменить же свою

основную тенденцию он не в состоянии, как не в состоянии

извергнуть из себя свое эйцехоре. Вырвался из рук Иоанн IV -

начинает подготавливаться Иоанн V, тот самый царевич Иван,

чьего восшествия на престол с таким унынием и страхом ждали

современники. Царевич погибает от руки собственного отца,

попытавшись спасти от его вожделения свою молодую беременную

жену; ударом колена по животу собственной невестки разъяренный

старик довершает убийством своего внука убийство своего сына.

Тогда демоническая инвольтация династии Рюриковичей