Даниил Андреев

Роза мира (Часть 3)

разгул центробежных

антигосударственных сил, перекатывающиеся волны гражданских

войн, борьба всех против всех, втягивание чужеземных

разрушительных сил в общую воронку всенародного хаоса,

столкновение мельчайших дифференцированных частиц - такова

историческая проекция запредельных деяний Велги, втягивающей по

частям живую материальную субстанцию народа, его

арунгвильту-прану, в расщелины инфрафизики.

Этот хаос забушевал на поверхности истории еще при Василии

Шуйском. Его царствование - это предсмертные конвульсии первого

уицраора; это судорожные, уже почти слепые взмахи его щупалец,

метание его головы на непредставимо длинной шее, содрогания его

тела, заживо раздираемого врагами.

Печатью бесславия, неполноценности, непоправимого

духовного ущерба отмечено это царствование с начала и до конца:

провозгласила Шуйского царем, как известно, стихийно

собравшаяся на площади толпа, а четыре года спустя этого царя,

хватавшегося за дверные косяки, выволакивали из дворца и

постригали в монахи, держа его за руки и подавая вслух, вместо

него, те реплики, какие требовались по чину пострижения.

Отражая безмерное унижение уицраора, зеркало исторического

плана показывает нам ошеломляющий заключительный эпизод:

дряхлого Шуйского в польском плену, целующего в Кракове, на

глазах всего двора и шляхты, руку Сигизмунда. Подобного

унижения русская государственность не испытывала со времен

поездок князей к золотоордынскому хану.

Что же означает ничтожная личность Василия IV? Что

означает именно ее ничтожество? Очевидно, инвольтирующие силы

демона великодержавия стремительно истощались; впрочем, другого

процесса трудно было и ожидать после разрыва с демиургом.

Положение, видимо, было таково, что приходилось, если можно так

выразиться, хвататься за любого политического деятеля, который

обладал бы хоть двумя свойствами: органическою связанностью со

старым государственным началом - и жаждою власти.

Это было горестное царствование, когда Жругр мог видеть,

как отпочковываются от него его детища, и каждое из них могло и

хотело пожрать его самого и занять его место. Они воплощались в

те ядра новой государственности, которые кажутся историкам

возникающими в хаотической стихийности революционных движений.

Для борьбы уже не хватало сил, приходитесь звать на помощь то

поляков, то шведов, показывая иностранцам путь в самое сердце

страны. В руках Москвы оставался лишь небольшой клочок этого

недавно столь обширного государства. После смерти Скопина и

низложения царя Василия часы жизни Первого Жругра были сочтены.

Он умер в тот метаисторический момент, которому в историческом

слое соответствовало междуцарствие.

Порождения Жругра извивались кругом, борясь друг с другом

и спеша уплотнить свои темноэфирные ткани, - разнохарактерные

скопления, в большинстве имевшие облик ратей, ополчений,

дружин, иногда даже разбойничьих шаек. Вероятно, то, что я

намереваюсь сказать, покажется не вполне понятным, но обойти

этот факт невозможно: будущий уицраор должен был поглотить

сердце своего предшественника и отца, средоточие круга его

чувств и его воли, бесприютно носившееся в состоянии

невыразимого томления по пространствам Крагра - того слоя, где

происходят битвы уицраоров - после того, как его демонический

шельт опустился в глубоких Уппум, мир, называемый Дождем Вечной

Тоски, Схватках и взаимоистреблению жругритов и неистовствам

Велги не представлялось конца. Дингра изнемогала в борьбе с

инфрафизическими хищниками. Сосуд народоустройства был разбит.

Навна сияющим туманом поднималась вверх, а снизу вздымались,

преграждая ей спуск в народ, волны инфрафизической стихии.

Ставился вопрос о метаисторическом и материальном бытии

сверхнарода.

А между тем уицраор Польши предпринимал новый натиск.

К великому счастью для России, этот уицраор, чей характер

столь исчерпывающе отразился в бестолковой государственности

шляхетской Польши, был, если позволительно так выразиться, сам

себе враг: не желая ничего поставить выше своего минутного

произвола, он не сумел обеспечить своему человекоорудию

возможности практически осуществить уицраориальную инвольтацию;

он не сумел даже выбрать своим орудием человека, чьи