Даниил Андреев

Роза мира (Часть 3)

что вплоть до XX столетия он так и не

понял, зачем, собственно, история и его собственный народ

обременили его Сибирью и Дальним Востоком. И когда пушной

промысел перестал играть в государственных доходах заметную

роль - Сибирь превратилась в место ссылки, а Русская Америка

была продана. Что сказал бы Петр, этот великий флотостроитель и

морелюбец, если бы мог знать, что через двести лет, в 1925

году, его преемники все еще не будут иметь военного, да в

сущности и гражданского флота на Тихом океане? А Петр

бессознательно понимал больше, чем демон государственности. Он

понимал, например, что для чего-то нужно (неизвестно,

собственно, зачем именно) осуществить такое грандиозное

предприятие, как Великая Северная экспедиция. Подобного

предприятия не замышлял и не проводил ни один европейский

монарх ни в XVII, ни в XVIII, ни даже в XIX столетии. Нет

данных, однако, предполагать, что Петр ясно отдавал себе отчет

в смысле и цели такого предприятия. Во всяком случае,

колоссальные расходы, которых оно потребовало, не могли

окупиться ничтожными экономическими выгодами, даже если бы

русским кораблям удалось пробиться в Индию через Ледовитый

океан. А бросать деньги на затеи, не сулящие большой

государственной выгоды, Петр не любил. Но дело в том, что Петр

I, как стремлюсь я показать в следующей главе, был не только

проводником воли демона государственности: через него больше,

чем через всех других русских государей нового времени, водил

демиург, и если мы откажемся видеть плоды его инспирации в

целом ряде деяний Петра, мы ничего не поймем в русской истории

последних столетий.

Итак, волнение демиурга явственно сказалось в занятии

русскими североазиатских пространств, обширных и почти пустых.

Но почему он так торопил этот процесс? Чтобы не опередили

другие? Но кто же? Китай? Но Китай до XX века не мог овладеть

как следует даже Маньчжурией. Англия? Но Англию Сибирь не

привлекала ни раньше, ни после. Япония, Соединенные Штаты? Но

экспансия этих государств началась только на рубеже XX века.

Мы не можем знать, во избежание какого зла демиург ускорял

закрепление за своим сверхнародом этих территорий. Предвидел ли

он все же возможность их захвата каким-нибудь чужеземным

завоевателем? Или не исключена была возможность образования в

Сибири самостоятельного государства, сильного, способного к

обороне и наступлению, что повлекло бы за собой цепь лишних

трудностей, жертв, кровопролитий? Все это - предположения, не

опирающиеся ни на какой метаисторический опыт, следовательно,

лишенные какой бы то ни было цены.

Но достаточно очевидно, что превращению России из

окраинной восточноевропейской страны в великую евразийскую

державу, заполняющую все полое пространство между

Северо-западной, Романо-католической, Мусульманской, Индийской

и Дальневосточной культурами (то есть между почти всеми

культурами, ныне существующими) Яросветом придавалось особое

значение. Можно догадываться, что это имело отношение ко

всемирно-историческому назначению России и что эти

пространственные резервы должны послужить ареной для тех

творческих деяний сверхнарода, свидетелем которых явится XXI

или XXII век. Культура, призванная перерасти в интеркультуру,

может осуществить свое назначение, лишь тесно соприкасаясь со

всеми культурами, которые она должна ассимилировать, объединить

и претворить в планетарное единство. Если сверхнарод

предназначен стать реактивом, трансформирующим и себя, и все

сверхнароды мира в духовно единое Человечество, то ему должны

быть уготованы пространства, соответствующие размаху его

борьбы, его идей и творческого труда.

ГЛАВА 4. РОДОМЫСЛ ПЕТР И ДЕМОНИЧЕСКОЕ ИСКАЖЕНИЕ ЕГО МИССИИ

Среди загадок, заданных XVII веком исторической мысли, не

последнее место занимает странный факт рождения именно в

царской семье, именно в качестве царского сына такого человека,

который по своим духовным масштабам, дарованиям, уму, характеру

и даже физическому темпераменту в точности соответствовал

идеальному образу государственного деятеля, какого требовали

тогда Россия, ее метакультура, ее миссия, ее судьба.

Рождение личностей такого масштаба приходится исчислять