Даниил Андреев

Роза мира (Часть 3)

потребностям грядущих

дней. И вот товарищами его игр в Преображенском оказываются

мальчишки из простонародья, смышленые, преданные и смелые: ядро

будущей гвардии.

Суровый долг революционера на престоле потребует от него

непримиримости к врагам его государственной идеи. И сердце его

ожесточается с ранних лет такими зрелищами, как кровавые

стрелецкие бунты и казни, и такими человеческими отношениями,

как отношение к нему царевны Софьи.

Если бы всеми этими условиями был окружен обыкновенный, то

есть никакими метаисторическими силами не выпестованный

ребенок, ничего исключительного из него все-таки не получилось

бы. Но при врожденной гениальности, то есть при выработанной

еще ранее силами демиурга и кароссы повышенной способности к

восприятию инспирации посланного ему даймона, - условия села

Преображенского доформировали, дошлифовали это человекоорудие.

Подобное телеологическое рассмотрение могло бы быть

применено к биографии любого человека, принадлежащего к числу

родомыслов, гениев, праведников, при одном условии: при

достаточном количестве биографических сведений, находящихся в

нашем распоряжении.

В чем же состояла историческая задача Петра 1, поскольку

эта задача указывалась демиургом?

Насколько можно отслоить в личности и деяниях Петра эту

задачу от воздействий уицраора и насколько она вообще выразима

в человеческих понятиях, задача эта обрисовывается в следующем

виде:

России суждена всемирная миссия, смысла которой императору

не дано знать. Он должен быть уверен лишь в одном: в ее мировом

характере. Его персональная задача сводится к тому, чтобы

повернуть сверхнарод на путь, ведущий из прозябания в

национальной замкнутости на простор общечеловеческого

становления. При этом народ русский надлежит ввести в круг

передовых народов не в качестве чьего-либо сателлита или

младшего исторического партнера, а в качестве великой державы,

которую другие народы вынуждены будут принимать всерьез с

самого начала. Такой поворот возможен только при условии, если

Россией будут восприняты объективно передовые начала соседней,

старшей культуры, ибо эта культура - одна из двух, сумевших

расторгнуть аристократически сословную ограниченность внутри

себя и локальную изолированность - по отношению к остальному

миру. Для того же, чтобы такой переворот был осуществлен и

результаты его прочны, требуется полное преобразование внутри:

оно упразднит боярство как правящую группу, показавшую свою

неспособность быть на уровне исторических задач, и передаст

ведущую роль дворянству и среднему классу. Почему не

духовенству, не крестьянству? Потому не духовенству, что

господство в государстве этого последнего привело бы к

торжеству эгрегора православия и, в конечном счете, к

иерократической деспотии, наиболее косной из всех деспотий. Не

крестьянству же - потому, что крестьянство было самым отсталым

из всех классов и ему еще веками следовало оказывать помощь,

прежде чем оно смогло бы принять положительное участие в

государственном и социальном творчестве.

Здесь невозможно подробное рассмотрение вопроса о том, в

какой мере историческая деятельность Петра отвечала этому

заданию. Но возможно и необходимо другое: указать на смысл

второй инвольтации, как бы прослаивавшейся между инвольтацией

демиурга и личностью императора и придававшей деятельности

последнего характер, не всегда и не во всем отвечавший желаниям

Яросвета.

Эта инвольтация демона государственности обращалась на

некоторые свойства характера и темперамента Петра, а в иных

случаях - на свойства его рассудка. При этом она искажала ход

его мысли и действий в той мере, в какой этот ход не был

свободен от воздействия этих самых черт характера, темперамента

и рассудка.

Жругр заботливо потрудился над тем, чтобы внедрить в

родомысла свою тираническую тенденцию. Ему удалось в целях

этого переразвить суровую твердость, необходимую и неизбежную в

положении Петра, в неумолимость, внутреннюю свободу от

авторитета - в свирепую лютость ко всяким авторитетам прошлого,

прямолинейную преданность своей идее - в ненависть ко всему,

что ему казалось бесполезным, то есть чего нельзя было обратить

на пользу его идее, а стихийный размах - в бесконтрольную