Даниил Андреев

Роза мира (Часть 3)

этики. Конечно, и читателям, и автору было бы

приятнее, если бы ответ был дан в виде лаконических афоризмов.

Но это превышает мои возможности. И, не претендуя на краткость

этой главы, я предпочту здесь немного задержаться, чем оставить

читателя в состоянии недоумения и даже возмущения.

Облегчить задачу поможет то предварительное соображение,

что некоторые явления истории, сами по себе остающиеся злом,

потому что они несут множеству людей страдание и гибель, могут

быть в то же время, и даже совершенно очевидно, меньшим из зол.

Война есть источник страдания народов и понижения их морального

уровня, следовательно - зло. Но мыслимо зло еще большее,

например - зло длительного, всеобщего, истощающего народ

порабощения. И если ставится исторический выбор между этими

двумя проявлениями зла, то выбор меньшего из них оправдывается.

Борьба с татарами, с польским нашествием в 1612 году, с

Наполеоном - все эти войны стоили колоссальной суммы страданий

и жертв, и, однако, в том, что эти жертвы были оправданы, не

сомневается никто. С точки зрения метаистории, самой страшной

катастрофой является непоправимая неудача выполнения

сверхнародом его метаисторического (и исторического) задания.

Любая извилина исторического пути, в конце которой маячит такая

опасность, должна быть избегнута любой ценой. И когда подобная

опасность давит на одну из чаш весов, никакая сумма личных

страданий не может ее перевесить.

Конечно, этот закон жесток. Но в этом повинны не демиурги,

и не Бог-Творец. Биологическим и историческим законам,

господствующим в Шаданакаре теперь, нельзя найти иного

нравственного осмысления, как только признать их

двойственность; понять утяжеленность, искаженность

первоначальных, Провидением творившихся принципов всеобщего

восхождения вмешательством демонических сил. Но просветление

Закона - задача грандиозных периодов. Оно не совершится в

мгновение ока по нашему мановению. Мы живем внутри Закона, ему

подчинены и с ним принуждены считаться как с фактом. Больше

того: Закон - далеко не худшее из возможного. Худшее из

возможного - его дальнейшее искажение и утяжеление - мечта

Противобога. Вот почему и к самому Закону во многих случаях

следует подходить как к меньшему из зол.

Оставлять этот тезис без конкретных исторических примеров

я не хочу. Как подойти, скажем, к такому факту, как

колониальная экспансия европейских наций в XVI - XIX веках? С

точки зрения 'абсолютного гуманизма' это было непрерывной цепью

насилий сильного над слабым, а зачастую даже худшего над

лучшим. Путем этого насилия обогащались верхние слои

западноевропейского общества и истощались, даже вовсе сходили с

исторической сцены народы в других частях света. Не только с

точки зрения каких-либо теорий, но и просто с точки зрения

нашей непосредственной живой совести, это чудовищно.

Так. Ну, а с точки зрения метаисторической?

Метаистория потому и есть метаистория, что для нее

невозможно рассмотрение ни отдельной человеческой жизни, ни

существование целого народа или человечества в отрыве от

духовного предсуществования и посмертия. Стезя космического

становления любого существа или их группы прочертилась уже

сквозь слои иноматериальностей, ряды миров, по лестнице разных

форм бытия и, миновав форму, в которой мы пребываем сейчас,

устремится - может быть, на неизмеримые периоды - в новую чреду

восходящих и просветляющихся миров. Переживаемый нами отрезок

по отношению к целому сравним с десятисекундной остановкой на

полустанке в ночной степи пересекающего гигантский материк

пассажирского поезда. И пока мы не приучим себя к созерцанию

исторических и космических панорам во всем их величии, пока не

привыкнем к таким пропорциям, масштабам и закономерностям, до

тех пор наши суждения будут мало чем отличаться от суждений

насекомого или животного, умеющего подходить к явлениям жизни

только под углом зрения его личных интересов или интересов

крошечного коллектива.

Наша непосредственная совесть возмущается зрелищем

страдания - и в этом она права. Но она не умеет учитывать ни

возможностей еще горшего страдания, которые данным страданием

предотвращаются, ни всей необозримой дали и неисповедимой