Даниил Андреев

Роза мира (Часть 3)

на уход. Во всяком

случае, направление его душевного процесса, основные вехи

внутреннего пути были, очевидно, такими. Это доказывается всем

предшествовавшим и всем последовавшим.

Ранняя осень 1825 года, солнце, золотая листва. И уже не

то мучительное беспокойство, которое заставляло метаться по

всем губерниям и городам империи, но тщательно продуманный план

приводит его в Таганрог. Рубеж жизни достигнут, совершается

небывалый поворот судьбы. К государю не допускается никто,

кроме императрицы, лейб-медика и камердинера: время,

достаточное для последних приготовлений. Затем приносится гроб.

Из Таганрога на север выходит высокий пожилой путник в одежде

простолюдина, с мешком за плечами, с палкой в аристократически

маленькой руке. А во дворце - заглушенные движения, шорох,

шепчущие голоса. Гроб завинчивают и заливают свинцом. Россия

оповещается о скорбном событии - безвременной кончине

императора Александра. Лейб-медик рисует профиль государя на

смертном одре: это в столице должно послужить доказательством,

что император действительно умер и в гробу действительно его

тело. И гроб везут через всю Россию, чтобы в Петербурге

опустить его с подобающими церемониями в усыпальницу царской

фамилии.

Историческая наука еще не произнесла своего авторитетного

приговора над тем, что до сих пор носит в литературе странное

наименование: 'Легенда о старце Федоре Кузьмиче'*. По-видимому,

силы Жругров - и второго, и третьего - немало потрудились над

тем, чтобы создать и в династии, и в обществе, и в научных

кругах такое умонастроение, при котором самое предположение об

уходе императора Александра казалось бы фантастическим. Это

естественно. В глазах государственной церкви подобный акт

оставался изменой, предательством, духовным преступлением.

Глазам династии он представлялся грозным соблазном для народа,

опасным прецедентом, вызывающим сомнение в законности

пребывания на троне всех последовавших монархов и, уж во всяком

случае, сомнение в моральном существе государства. Понятно, что

до гибели второго уицраора серьезное научное исследование этого

вопроса оставалось практически неосуществимым. Когда же в

трансфизических слоях России власть принял Третий Жрутр,

возникло другое, не менее внушительное препятствие: чтобы над

кем-либо из государей низвергнутой династии сиял ореол подвига,

самоотречения, святости, допустить было нельзя. И все же

обнаруживаются новые данные, ждущие изучения. За рубежом

появляются исследования, замалчиваемые здесь. После революции

наука, став послушной рабой третьего уицраора, поспешила

дискредитировать имена многих деятелей прошлого, но мало к кому

она отнеслась столь враждебно, как к Александру I. Его образ

развенчивали, стремились унизить, измельчить, запачкать,

стремились сделать психологически нелепым самое предположение о

реальности его ухода. В этом, быть может, сказалась интуитивная

догадка о том, что новый демон великодержавия приобрел в лице

этого великого духа непримиримого и могущественного врага. На

'легенду' о старце Федоре Кузьмиче опустилось точно

заговорщицкое молчание, и даже тот потрясающий исторический

факт, что при вскрытии гробниц Петропавловской крепости гроб

Александра I оказался пустым, остался почти никому не

известен.

=================================================

* Слово 'легенда' здесь неуместно во всяком случае, так

как научному сомнению подвергается не историчность самого

Федора Кузьмича, но идентичность его императору Александру.

=================================================

Я не могу вдаваться здесь в изложение аргументов в пользу

этой так называемой легенды. Я не историческое исследование

пишу, а метаисторический очерк. Тот же, перед чьим внутренним

зрением промчался в воздушных пучинах лучезарный гигант; тот,

кто с замиранием и благоговением воспринял смысл неповторимого

пути, по которому шел столетие назад этот просветленный, - того

не могли бы поколебать в его знании ни недостаточность научных

доказательств, ни даже полное их отсутствие.

О, сто лет назад он был еще совсем, совсем не таким.

Сохранился портрет во весь рост старца Федора Кузьмича,

написанный неопытной кистью местного (кажется, тобольского)

живописца. Этот документ был опубликован *. Он красноречивее