Даниил Андреев

Роза мира (Часть 3)

христианского мифа.

=================================================

* Один из эпизодов борьбы церкви с этим мифом в церковном

зодчестве можно видеть в запрещении (в XVII веке) шатровых

храмов ради возвращения к каноническому византийскому типу.

=================================================

Если в этом вопросе мы и способны удивляться чему-нибудь,

так это тому, что прароссианство все-таки не было уничтожено.

Больше того: создается впечатление, что враждебному натиску

христианского мифа кто-то все время ставил как бы некий предел,

кто-то, век за веком, оберегал слабые грядки прароссианства от

вытаптывающей поступи воинствующей церкви. Демиург, сам

причастный христианскому Трансмифу, но свободный от

человеческой ограниченности, берег эту область потенций

народного духа для далеких, великих веков; он сам оплодотворял

ее своим дыханием; сама Навна питала ее мерцающей духовной

росой.

Но еще более глубокая мудрость, мудрость жертвенного

самоограничения сказывается в том, что Яросвет не дал

прароссианскому мифу возможности буйного роста, мощного

цветения. К чему это могло бы привести? Если бы прароссианство

осознало само себя, сложилось бы в систему, стало бы

претендовать на роль господствующей идеологии - страшная, не на

жизнь, а на смерть борьба его с мифом христианским стала бы

неизбежностью. Борьба - и уничтожение одной из сторон. Но в

глазах высшей мудрости - обе стороны драгоценны, обе оправданы

единой Истиной, таящейся в них под покровом двух правд.

Искоренится ли на Руси христианство, заглохнет ли

прароссианское оправдание мира - и исчезнет одна из двух основ

грядущей синтетической культуры. Обе должны быть сохранены до

тех отдаленных времен, когда станет возможным не уничтожение их

во взаимной борьбе, но переход обеих в общее гармоническое

мироотношение и богоотношение, свободное от узости, от

эпохальной ограниченности одного из них и от безотчетности,

безынтеллектуальности другого.

Ведь мы определили только тормозящее действие

христианского мифа на миф сверхнарода. Но у того же процесса

была и другая сторона. За христианским мифом мерцала не

призрачная игра случайных теней, а высшая реальность,

христианский Трансмиф - Небесный Иерусалим и сферы Мировой

Сальватэрры. Самое уже прикосновение к этим ценностям высшего

порядка (не говоря уже о тех случаях, когда жизнь

прикоснувшегося превращалась в духовный подвиг, в житие) -

таило в себе неисчерпаемый источник духовных сил, давало

могучий толчок импульсу внутреннего самосоздания. Конечно,

самосоздание это устремлялось, в сущности, одною аскетическою,

иноческою дорогой; мирская праведность хотя и уважалась, но

рассматривалась как низшая, подготовительная ступень к

иночеству. Но ведь если бы православие выработало и сумело

осуществить идеал праведности также и гражданской, семейной,

общественной, государственной - это означало бы, что достигнута

такая стадия человеческого совершенствования, какая и поднесь

не достигнута нигде в мире. Другими словами, это было бы

возможно лишь в двух случаях: или если бы миссия Христа была

довершена, а не оборвана, или если бы новый поток космических

духовных сил хлынул из макробрамфатуры в Шаданакар, ослабляя

Гагтунгра и мощно способствуя преображению человечества.

В XVI веке Сильвестр сделал попытку, значение которой не

вполне осознано до сих пор. 'Домострой' есть попытка создания

грандиозного религиозно-нравственного кодекса, который должен

был установить и внедрить в жизнь именно идеалы мирской,

семейной, общественной нравственности. Задача колоссальная: ее

масштабы сопоставимы с тем, что осуществил для своего народа и

культуры Конфуций. Очень легко, конечно, свалить неудачу на

несоответствие масштаба личности Сильвестра масштабу таких

задач. Но ведь можно вывернуть этот вопрос и наизнанку: не

потому ли именно такой человек взялся за такую задачу, что

малый масштаб личности не давал ему понять ни грандиозности

задачи, ни ее неосуществимости на той ступени культурного и

религиозного развития? Не потому ли в средневековой России ни

один действительно великий духовно человек не дерзнул

приблизиться к подобной задаче, что именно духовная зоркость и