Даниил Андреев

Роза мира (Часть 3)

и земную дорогу завершающей. Это -

Лукерья из потрясающего очерка 'Живые мощи' - одной из жемчужин

русской литературы. Что о нем сказать? В нем всякое слово полно

углубленного смысла; не комментировать, а только вчитываться да

вчитываться надо в этот шедевр. Здесь Тургеневым преодолено

все: и собственная ущербность, и литературные предрассудки, и

воинствующе-мирской дух эпохи, и его не вполне правая (потому

что односторонне-страстная) любовь к молодости, и его вечный

страх перед недугами и смертью. Как известно, Лукерья не была

чисто творческим тургеневским образом: в 'Живых мощах'

зарисована, много лет спустя, встреча писателя с бывшей

крепостной его матери. Может быть, он и сам не понимал до

конца, какая глубина таится в немудреных словах Лукерьи, им

добросовестно воспроизведенных. Сомнительно, чтобы он сам верил

в то, что Лукерья уже 'искупила свои грехи' и начинает искупать

грехи своих близких. Трудно допустить также мысль, будто он

понял символику - не символику, точнее говоря, а мистическую

реальность знойной нивы, которую жнет Лукерья в своем 'сне',

серпа, становящегося серпом лунным на ее волосах, и жениха -

Васю, нет, не Васю, а Иисуса Христа, приближающегося к ней

поверх колосьев. Это - из тех образов, пробовать истолковать

которые - значит, снижать их; на них, как выражается сам

Тургенев, 'можно только указать - и пройти мимо'.

Во всяком случае, женских образов этого плана и этого

уровня Россия до сих пор создала лишь два: деву Февронию и

Лукерью.

Тот, кто следит за изложением моих мыслей, ждет, вероятно,

что после Тургенева я не уклонюсь от того, чтобы попытаться

охарактеризовать таким же образом остальных носителей дара

вестничества в русской литературе: Алексея Толстого, Тютчева,

Лескова, Чехова, Блока. Но рамки моей основной темы побуждают

меня отложить изложение мыслей о Тютчеве, Лескове и Чехове на

неопределенный срок, об Алексее Толстом - до специальной о нем

статьи, а характеристике Блока предпослать характеристику

другого деятеля: Владимира Соловьева.

Какая странная фигура - Владимир Соловьев на горизонте

русской культуры! - Не гений - но и не просто талант; то есть

как поэт - пожалуй, талант, и даже не из очень крупных, но есть

нечто в его стихах, понятием таланта не покрываемое. -

Праведник? - Да, этический облик Соловьева был исключительным,

но все же известно, что от многих своих слабостей Соловьев при

жизни так и не освободился. - Философ? - Да, это единственный

русский философ, заслуживающий этого наименования безо всякой

натяжки, но система его оказалась недостроенной, большого

значения в истории русской культуры не имела, а за границей

осталась почти неизвестной. - Кто же он? Пророк? - Но где же,

собственно, в каких формах он пророчествовал и о чем? Может

быть, наконец, 'молчаливый пророк', как назвал его

Мережковский, - пророк, знаменующий некие духовные реальности

не словами, а всем обликом своей личности? Пожалуй, последнее

предположение к действительности ближе всего, и все-таки с

действительностью оно не совпадает.

Философская деятельность Соловьева диктовалась намерением,

которое он очень рано для себя определил: подвести под

богословское учение православия базис современной положительной

философии. Часто, конечно, он выходил далеко за пределы этого

задания; на некоторых этапах жизни даже уклонялся от строгой

ортодоксии, вследствие чего, например, его капитальная работа

'La Russie et l'Eglise universelle'* даже не могла быть

опубликована в России. Но он постоянно был озабочен тем, чтобы

не оказаться в религиозных отщепенцах, и вряд ли что-нибудь

рисовалось ему в более отталкивающем виде, чем судьба

ересиарха.

=================================================

* 'Россия и Вселенская церковь' (фр.) - Ред.

=================================================

И все же он оказался - не ересиархом, конечно, но

предтечей того движения, которому в будущем предстоит еще

определиться до конца и к которому православная ортодоксия, во

всяком случае сначала, быть может, отнесется как к чему-то,

недалекому от ереси.

Великим духовидцем - вот кем был Владимир Соловьев. У него

был некий духовный опыт, не очень, кажется, широкий, но по

высоте открывшихся ему слоев Шаданакара превосходящий, мне