Баркер Эльза

Письма живого усопшего о войне Часть2

какого-то

нового бога.

-- Или же он вернулся к самому древнему из всех богов. -- предположил

я. -- Как же он Его называет?

-- Отче наш, сущий на небеси.

-- Если ты тоже научишься говорить нашему Отцу, который на небесах:

'Да будет воля Твоя!', -- сказал я ей, -- это поможет тебе скорее

обрести ту душу, о которой ты мечтала и которую ждала, когда мы

виделись в прошлый раз в Париже.

-- Как же наш Отец сможет мне помочь?

-- Это Он наделил душами людей, -- сказал я.

Глаза сильфиды заблестели каким-то почти очеловеченным блеском.

-- А мне Он мог бы дать душу?

-- Говорят, что Он может всё.

-- Тогда я попрошу, чтобы Он дал мне душу.

-- Но для того, чтобы попросить Его о душе, недостаточно просто

повторять ту молитву, которую повторяет твой друг.

-- Он только говорит -- ...

-- Да, я знаю. Предположим, ты будешь повторять это вслед за ним.

-- Я буду повторять, если ты объяснишь мне, что это значит. Я хочу

делать все так, как делает мой друг.

-- Когда мы говорим нашему небесному Отцу: 'Да будет воля Твоя!', --

сказал я, -- это значит, что мы отказываемся от своих собственных

желаний, от стремления к удовольствиям, к любви или к счастью, или к

чему-нибудь еще, и складываем все эти желания к Его ногам, жертвуя

ради Него всем, что мы имеем или надеемся иметь, потому что любим Его

больше, чем самих себя.

-- Очень странный способ для того, чтобы достигать исполнения

собственных желаний, -- сказала она.

-- А это делается вовсе не для исполнения собственных желаний, --

ответил я.

-- Тогда для чего же?

-- Просто из любви к небесному Отцу.

-- Но я не знаю никакого небесного Отца. Кто это?

-- Это Источник и Цель существования твоего друга. Это Тот, кем в

один прекрасный день снова станет твой друг, если сможет всегда

повторять Ему: 'Да будет воля Твоя!'.

-- Тот, которым он снова станет?

-- Да, потому что когда он соединяет свою волю с волей небесного

Отца, небесный Отец живет в его сердце, и оба они сливаются воедино.

-- Значит, небесный Отец -- это в действительности Истинная Сущность

моего друга?

-- Даже величайший из философов не смог бы выразиться более точно, --

подтвердил я.

-- Тогда я тоже люблю небесного Отца, прошептала Мерилин, -- и теперь

я целыми днями буду повторять Ему: 'Да будет воля Твоя!'.

-- Даже если Его воля разлучит тебя с твоим другом?

-- Как же она может разлучить меня с моим другом, если Отец -- это

его собственная Истинная Сущность?

-- Хотелось бы мне, чтобы все ангелы понимали всё так же, как и ты,

-- сказал я.

Но Мерилин уже отвернулась от меня, полностью погруженная в свои

думы, снова и снова повторяя с радостной улыбкой на лице: 'Да будет

воля Твоя! Да будет воля Твоя!'

'Воистину, -- сказал я себе, -- продолжая свой путь вдоль светлой

линии, -- тот, кто поклоняется Отцу как Истинной Сущности своего

любимого, уже обрел душу'.

Письмо XXXV

ЗА ТЕМНОЙ ЗАВЕСОЙ

1 мая 1915

Однажды ночью, когда умолк шум битвы, и полная луна освещала своими

лучами истоптанную землю, заполненные людьми окопы, по-весеннему

нежную зеленую траву и неброско раскрашенные цветы, я столкнулся

лицом к лицу с могущественным Существом, закутанным в темную мантию.

Неторопливой и величественной походкой двигалось оно вдоль передовых

позиций.

Увидев меня, существо остановилось. Остановился и я, пораженный его

грациозностью, высоким ростом и окружающим его ореолом царственности.

Его лицо было скрыто от меня.

-- Кто ты, -- спросил он, -- блуждающий здесь в этот час, как будто

погруженный в раздумья?

-- Я -- человек, которому о многом надо подумать, ответил я, а этот

час более всего подходит для размышлений.

-- И о чём же ты размышляешь?

-- О войне -- той, что под нами.

-- И о чём же ты думал, когда мы встретились?

-- Я думал о мире, -- сказал я, -- и спрашивал себя о том, как можно

остановить эту кровавую бойню.

-- Закономерный вопрос, -- сказало царственное Существо, -- быть

может, я смогу тебе чем-нибудь помочь.

-- Почему бы тебе не сбросить свое покрывало? -- предложил я. -- Я

привык видеть лица тех, с кем разговариваю.

Существо отбросило край мантии, закрывавший его голову, и я увидел

лицо, выражение которого даже затрудняюсь описать. В нем отражались

сила и злоба и еще странная красота, одновременно и недо-, и

сверхчеловеческая. На нем как бы застыли вечная боль и вечная борьба;

но в глазах горел огонь воли, поразивший меня своей силой.