Баркер Эльза

Письма живого усопшего о войне Часть2

Ты пробуждаешь мое любопытство, сказал я. -- Кто это -- 'они'? --

и в чем именно они не должны были тебе верить?

-- Это немцы, -- ответил он, -- немцы, которых я презирал. И они

поверили моей теории, что человек становится сверхчеловеком, если

делает только то, что ему хочется.

-- А отстающих забирает себе дьявол?

-- Да, отстающих забирает дьявол.

Он вперил в меня свой угрюмый взгляд, а я ждал продолжения его слов.

-- Что за народ эти немцы! -- сказал он наконец. -- Что бы они не

делали, они берутся за дело слишком серьезно. Им нельзя доверять

никаких великих истин.

-- Похоже, что они действительно разобрали твое учение по косточкам,

-- согласился я.

-- Я хотел сделать из них богов, -- пожаловался он, -- а вместо этого

превратил их в дьяволов.

-- Только Богу под силу творить богов, сказал я, -- возможно, ты был

слишком честолюбив.

-- М-да! Возможно, я был слишком доверчив.

-- Скрытность гораздо безопаснее, -- подхватил я, -- ты рассказал им

слишком много.

-- Или, может, слишком мало.

-- Сколько это составило томов?

-- Спроси об этом у библиотекарей. Только не иностранцев -- те всё

время составляют из них сборники, чтобы угодить читателям.

-- А чем я могу тебе помочь? -- спросил я.

-- Рассуди меня.

-- А почему ты сам себя и обвиняешь, и защищаешь?

-- А кто еще может обвинять или защищать меня?

-- Тогда начни с обвинения.

-- Я совратил целый народ и привел его к катастрофе.

-- Поясни подробнее.

-- Я хотел излечить их от мягкотелости, следуя за мной с присущей им

обстоятельностью, они могли бы стать полностью твердыми; ни сердца,

ни внутренностей.

-- Продолжай, -- попросил я.

-- Я проповедовал сверхчеловеческое. А они поступали как недо-люди.

-- Пока что, -- прервал его я, -- ты обвиняешь только их, а не себя.

-- Но как же я моту обвинять себя, не обвиняя их? -- возразил он.

-- Тогда и я попробую спуститься на ступеньку ниже и поговорить с

тобой, как человек с человеком.

-- Хорошо, что ты не сказал -- как душа с душой.

-- Ну, с меня достаточно и человека! Как я уже говорил, ты был

слишком честолюбив.

-- Да, слишком честолюбив для человека; я слишком устал от людей и

слишком любил то, чем мог бы стать человек!

-- Похоже, мы уже перешли к защите, сказал я.

-- Из тебя еще не выветрился судейский дух, -- проворчал он.

-- Ты ведь сам просил меня быть твоим судьей.

-- Да, это так.

-- Мне жаль тебя, -- сказал я.

Он улыбнулся снисходительно-грустной улыбкой.

-- Похоже, у тебя есть и сердце и душа, -- сделал вывод он.

-- А ты слишком долго был один, -- отозвался я, -- ты растерял свое

былое красноречие. Может, позволишь мне и обвинять, и защищать, и

судить тебя? Ты сможешь прервать меня, когда захочешь.

-- Хорошо, -- согласился он.

-- Ты был рожден под беспокойной звездой, -- начал я. -- Ты стремился

следовать за героями; но они разочаровывали тебя тем, что были

людьми. Тогда ты сделал своим героем себя, но это принесло тебе самое

большое разочарование.

-- Кажется, ты всё обо мне знаешь.

-- В том и заключаются слава и позор твоего величия, что каждый знает

о тебе всё.

-- Я не согласен с этим! Всего обо мне вы не знаете.

-- И чего же мы не знаем?

-- Вы не знаете, как я любил человека!

-- Но ты говорил о нем с презрением.

-- Потому что он мог бы вырасти до сверхчеловека.

-- О, да! Чтобы топить детей на 'Лузитании', прорубать себе путь

через Бельгию, растерять всех своих друзей и стать проклятьем для

всей планеты!

Он поднял палец, останавливая меня.

-- Ты говоришь сейчас не обо мне, а о немцах, -- сказал он.

-- Но они -- единственные, кто довел твою философию до ее логического

завершения.

-- И поэтому ты смеешься надо мной?

-- Я вовсе не смеюсь над тобой. Я только излагаю факты. Это ты

посмеялся над ними и чуть было не привел их к гибели.

-- Но я всего лишь проповедовал сверхчеловеческое.

-- Настолько выше человека, что человек тебя просто не понял.

-- Разве это моя вина?

-- А чья же еще?

-- Может быть -- их?

-- Ничего подобного. В тебе было слишком много ненависти. И ты

научил их ненавидеть человека.

-- Я учил их ненавидеть всё то, что ниже сверхчеловеческого.

-- Но ведь и сам человек -- ниже сверхчеловеческого. Значит, ты

научил их ненавидеть самих себя.

-- Но и каждый из них -- тоже был ниже сверхчеловека!

-- Зато теперь каждый попытался им стать. Ты научил их этому. Они

вообразили себе, что уже стали сверхлюдьми, стали выше добра и зла.