Баркер Эльза

Последние письма живого усопшего Часть 3

речи и поведения.

Он слушал меня в изумлении, и даже с каким-то болезненным интересом;

поскольку угадывал своим внутренним знанием, которое здесь (по эту

сторону жизни) практически невозможно обмануть; и он верил моим

словам.

-- А не обманываешь ли ты сам себя? (Иного вопроса я и не ожидал.)

Тогда я рассказал ему о своих прошлых жизнях, которые помню теперь

достаточно ярко, и привел ещё несколько доказательств того, что мои

слова -- не самообман.

-- Но какая жизнь ждет моих людей, если они станут белыми? -- не то

вопросительно, не то утвердительно сказал он.

И он принялся представлять мне картинку за картинкой, рисующие

повседневную жизнь рядового белого американца: школу с чадящей печью

и спертым воздухом, дом с закрытыми дверьми и окнами, 'молельню', где

шепчущий, или наоборот -- крикливый проповедник разглагольствует о

вещах, о которых не имеет никакого представления, перед теми, кто

либо верит ему, либо не верит. Он как бы в насмешку нарисовал передо

мной одежду белого человека из самых низких слоев общества: тесные и

неудобные ботинки, вызывающие зуд брюки, отвратительную шляпу,

натирающую плешь на голове, и воротник. Он намеренно изобразил

бумажный воротник -- засаленный и обвисший по краям.

Далее он представил мне -- как будто стараясь продемонстрировать

широту своих наблюдений -- контору в каком-то городе, где сидящие на

стульях клерки согнулись в три погибели над бухгалтерскими книгами, в

которых были только цифры, цифры, -- длинные ряды цифр (своего рода

вампум бледнолицего). И это занятие действительно казалось чересчур

мелким для души краснокожего, наслаждавшейся свободой в своих родных

лесах.

-- И стоит ли им возвращаться за этим на свою родную землю? --

спросил он.

-- Но душа должна испытать всё, -- ответил я.

Эта мысль тоже оказалась для него новой, и его брови в раздумье

сошлись на переносице.

-- Для чего душе испытывать всё? -- спросил он.

-- Чтобы вернуться к своему Богу обогащенной знанием, -- сказал я.

-- Своему Богу.

При этой мысли в его глазах мелькнул какой-то странный огонек, однако

лицо его осталось неподвижным.

-- Да, -- сказал я, -- ведь и мой Бог, и твой Бог, -- оба они -- Бог.

-- Богов много, -- ответил он, -- есть Великий Дух, есть и другие.

-- Но в центре каждого из них, -- убеждал я его, -- есть место, есть

корень сердца, и он одинаковый у всего, что существует; и в каждом

сердце есть то единое, что не знает различий; такой центр есть и в

твоем сердце, и в моем, и в сердцах почитаемых нами Богов.

-- Ты узнал об этом в одной из тех душных школ? -- спросил он.

-- Нет. Я не знал этого, даже когда уже стал стариком там на земле,

я узнал об этом уже после того, как попал сюда. На земле я скорее

гордился своей обособленностью.

-- Значит, здесь можно научиться новым религиям? -- спросил он

удивленно.

-- Если удастся найти учителя, -- сказал я.

-- Но для чего здесь нужны новые религии?

-- В центре каждой религии, -- ответил я, -- тоже есть такое место,

в котором все они едины. Точно так же у каждой расы, -- подчеркнуто

продолжил я, так как заметил, что мои слова вызывают в нем сомнение,

-- у всех рас есть корень единства. Краснокожий человек -- брат, а не

заклятый враг бледнолицего. Так для чего же тебе вредить потомкам тех

людей, которые много лет назад думали, что поступают правильно,

расширяя свои владения на этой земле?

-- Но я не мстил им ради самой мести.

-- Значит я неправильно понял суть вашей колдовской песни.

-- О! -- воскликнул он, -- ты уловил чувства моих детей, а они не

видят ничего дальше своих чувств. Я хочу лишь уничтожить нынешнюю

жизнь, чтобы могла вернуться старая.

-- Но ведь настоящее, -- сказал я, -- это всегда отрезок пути,

ведущего в будущее. И те мои и твои люди, которые переродятся -- то

есть те из них, кто уже готов идти дальше пойдут рука об руку по этой

земле. Вместе с теми, кто еще приедет к ним из-за океана, они

составят новую расу. И благодаря трудам тех немногих белых, которые

смогли оценить и изучать традиции и цивилизацию краснокожих, стараясь

при этом спасти их от полного уничтожения, история старого леса

станет достоянием этой новой расы, которая возникнет в результате

слияния твоей и моей расы, и ещё многих других рас. И каждый год на

некоторое время, когда жизнь новой расы уже наладится, мальчики и

девочки, мужчины и женщины этой расы будут уходить на лоно дикой

природы и наслаждаться свободной жизнью в палатках и беседами у

костра, и тогда мы, наконец,