Ричард Бах

Чужой на Земле

парашют, пристегните аварийный запас, подключите кислород, микрофон и автоматический вытяжной шнур парашюта, пристегнитесь сами к креслу привязными ремнями и пускайтесь в полет над холмами, покрывая восемь миль в минуту, и взгляните вниз на растущую справа стену облачности, да не забудьте следить за стрелками приборов, чтобы знать, где вы летите, на какой высоте и с какой скоростью. Летать на истребителе — это всё равно что вести машину по дорогам Франции.

Моя машина и я — мы летим вот уже 31 минуту с тех пор, как покинули взлетную полосу авиабазы Уэзерсфилд. С момента нашей первой встречи в Национальной гвардии ВВС мы провели вместе 415 летных часов. Летчики-истребители не проводят в кабинах своих самолетов и десятой доли времени, которое приходится проводить пилотам транспортной авиации.

Полеты на одномоторных самолетах редко длятся дольше двух часов, причем каждые три-четыре года на смену старым моделям приходят новые самолеты, даже в Гвардию. Но мы с F84 пролетали вместе довольно долго, по меркам летчиков-истребителей. Мы хорошо узнали друг друга. Моя машина оживает от прикосновения затянутой в перчатку руки, и в благодарность за дарованную жизнь она послушна и безотказна, и этим она проявляет свою любовь.

Я хочу взлететь повыше, над облаками, и она с радостью оставляет за собой длинный серый шлейф инверсионного следа. С земли этот шлейф сверкает ослепительной белизной, и тогда по белому шраму, рассекшему синеву, весь мир видит, до чего же высоко мы летим.

Я хочу лететь пониже. И тогда мы стреловидным факелом несемся в сплошном грохоте над поросшими лесом долинами. Мы пригибаем воздушной волной верхушки деревьев, а мир в лобовом стекле — это бесконечная круговерть красок, в которой есть лишь одна неподвижная точка — горизонт прямо по курсу. Мы рады тому, что мы вместе.

Время от времени, когда в свободный часок я задумываюсь о том, какой образ жизни я веду, — я спрашиваю себя, откуда во мне эта страсть к скорости и к полетам на малых высотах. Ибо, как сказал мне однажды старый инструктор, в самолете можно делать всё, что хочешь, без малейшего риска, пока не пытаешься это проделать над самой землей.

Именно контакт с землей, с этим убийственно твердым иным миром, губит пилотов. Так зачем же мы, время от времени, летаем низко и быстро просто потехи ради? Зачем тогда, во время учений, после боевого захода на танки, мы крутим «бочки» над самой землей? Откуда это магнитное притяжение моста, тот молчаливый и упорный вызов, которым мост манит каждого пилота, приглашая пролететъ под ним и остаться в живых?

Я бесконечно радуюсь жизни, ее цвету и вкусу. И хотя смерть тоже довольно любопытная штуковина, поджидающая человека в конце пути, меня вполне устроит, если она отыщет меня сама, вместо того чтобы мчаться ей навстречу или стремиться к ней добровольно. Потому, я и спрашиваю себя, к чему все эти «бочки» и скоростные проходы на немыслимо малых высотах?

Потому что это забавно — звучит ответ, и ставится дымовая завеса в надежде, что этого вполне достаточно. Потому что забавно. И всё тут. Ни один пилот не станет этого отрицать. Но словно играющий словами ребенок, я спрашиваю, почему это забавно? Потому что тебе хочется покрасоваться. Ага. Вот теперь просматривается настоящий ответ, слишком поздно мотнувшийся в дверь, чтобы можно было его прозевать.

А почему мне нравится красоваться? Ответ схвачен в перекрестие прожекторов. Потому что я свободен. Потому что моя душа не отягощена 180-фунтовым телом. Потому что, когда я вместе с самолетом, я обладаю могуществом, каким обладают одни лишь боги. Потому что мне не приходится только читать о скорости в 500 узлов, или видеть ее в кино, или представлять себе это ощущение.

Я обладаю полной свободой прожить эти 500 узлов — эту разноцветную круговерть деревьев, короткий всполох танковой пушки подо мной, шершавость ручки управления в правой руке и рычага газа — в левой, запах зеленой резины и холод кислорода, и голос, отфильтрованный наушниками: «Молодец, Шахматка!» — потому что я могу поведать живущим на земле людям ту истину, которую сам я открыл давным-давно: