попадается в кипах журналов в комнатах отдыха летного состава.
Но стоит мне подумать, что очередной тип самолета, на котором мне предстоит летать, настолько сложен, что наверняка не станет прощать ошибок, как я с ним вполне осваиваюсь. Я свыкаюсь с его манерами и личностью, и неожиданно он оказывается прощающим самолетом, как и все остальные.
Он может быть чуть более требовательным к скорости, когда я захожу на посадку, но, знакомясь с ним поближе, я обнаруживаю, что он довольно терпимо относится к отклонениям в любую сторону от идеальной скорости и не сорвется в штопор, если я делаю разворот на посадку на один узел медленнее, чем положено. Он всегда предупреждает об опасности, и только когда пилот не внемлет этому сигналу, самолет убьет его, не задумываясь.
После взлета загорается красный сигнал пожарной опасности. Это может означать очень многое: короткое замыкание в системе пожарной сигнализации; слишком крутой набор высоты при слишком малой скорости; дыру в камере сгорания; пожар двигателя. У некоторых самолетов настолько велика склонность к ложным тревогам, что многие пилоты практически не обращают на них внимания, полагая, что это очередное замыкание.
Но F-84F — самолет не из таких. Если уж такой сигнал загорается, значит, самолет действительно горит. И всё равно у меня есть еще время, чтобы всё проверить — убрать газ, набрать минимальную высоту для катапультирования, сбросить подвесное вооружение, проверить температуру выхлопа, тахометр и расход топлива, спросить ведомого, не виден ли дымок из моего фюзеляжа. Если я горю, у меня есть еще несколько секунд, чтобы направить самолет подальше от строений и катапультироваться. Я ни разу не слышал, чтобы самолет взорвался без предупреждения.
Реактивные самолеты беспощадны в одном общем для всех отношении: они сжигают огромное количество топлива, и когда это топливо кончается, двигатель глохнет. Полные баки четырехмоторного турбовинтового транспортного самолета позволяют ему держаться в воздухе 18 часов подряд. Двухмоторные грузовые самолеты часто имеют на борту достаточно топлива для восьми часов летного времени, даже стартуя в двухчасовой полет.
Но когда я взлетаю с заданием, рассчитанным на один час и сорок минут полета, то горючего у меня в баках едва хватает на два часа. Долгие минуты кружения над аэродромом после выполнения задачи, пока остальные самолеты садятся и взлетают, — это не моя забота.
Иногда я захожу на посадку, имея в баках 300 фунтов горючего, то есть на 6 минут полета с предельной скоростью. Если бы с этими 300 фунтами я оказался в 7 минутах от посадочной полосы, я бы не добрался до нее с работающим двигателем. Если бы я был в десяти минутах от полосы, мои колеса никогда больше не коснулись бы этого бетона.
Если в момент моего захода на посадку с 6-минутным запасом горючего полоса занята неисправным самолетом, надо либо иметь наготове быстроходный грузовик, чтобы оттащить его в сторону, либо подготовить для меня вторую полосу. Потому что через пару минут я буду спускаться на землю — в самолете или с парашютом.
Когда глохнет двигатель, мой самолет не падает на землю со стремительностью кирпича, камня или свинчатки. Он плавно скользит вниз, тихо и спокойно, как и положено скользить самолету. Я планирую посадку с заглохшим двигателем так, чтобы колеса коснулись полосы где-то на середине пробега, и не выпускаю шасси, пока совершенно не уверен, что нахожусь в пределах зоны планирования аэродрома.
Затем, при окончательном заходе на посадку, когда передо мной во всю длину раскрывается белая посадочная полоса, можно выпускать шасси, закрылки и воздушные тормоза и включать аварийный гидравлический насос.
Хотя есть свой скрытый шик в том, чтобы выключить двигатель после полета с оставшимися в баках 200 фунтами горючего, летчики-истребители редко сообщают на КДП данные об остатке горючего на борту, если его меньше чем 800 фунтов.
Красная лампочка, предупреждающая, что топливо на исходе, может загореться рядом со стрелкой топливомера на 400 фунтах, но если не приходится ждать своей очереди на посадку, пилот не станет докладывать о минимальном запасе. Он по-своему гордится умением вести свой самолет, и такая мелочь, как запас горючего лишь на восемь минут полета, не заслуживает особого беспокойства.